развесил, — слезно проговорила бабушка и, глянув на деда, рявкнула, — говорила тебе утонешь!

Дед молча отмахнулся.

— Кому ж их беспутные продам? — удивился Касьян, — без чар за них и полкопейки не дадут.

— Так и ты чего присочини, — хитро ответила бабушка, — скажи, мол, будешь в них по лесу ходить — грибов наберешь с три корзины; а грибов у нас столько что хоть голым ходи. Так и обман не раскроется.

— Ладно, давай сюда, — нехотя согласился Касьян.

Дед поворчал и снял сапоги. Касьян принял награду, обтер об траву и, распрощавшись отправился дальше.

* * *

Лесная дорога кончилась — показались городские избы — высоченные аж в три этажа. Людей полно кругом — все важные пестрые.

Подошел Касьян к резным ярмарочным воротам. Перед ними Кощей на стуле сидит носом клюет.

— Здорова, Кощей!

— И тебе, Касьян, не хворать, — встрепенулся Кощей.

— Чего это ты тут сидишь?

— Чего, чего. За порядком на ярмарке слежу.

— Ну и как, не озоруют?

— Некому, — взгрустнул Кощей.

— Это как так?

— Закрыта ярмарка, — хмуро выдохнул Кощей.

— Ну!

— Вот тебе и ну…

— И когда ж откроется?

— Когда Емелька с Филимошкой угомонятся. Царь то с царицей давеча за моря отправились — мир поглядеть да себя показать. А сыновьям править наказали в свое отсутствие: каждому по полцарства. Да только вот ярмарку братцы никак поделить не могут. Емелька говорит: — «Я умный, а ты обалдуй — потому моя ярмарка и мне с купцов подать получать». А Филимошка ему: — «Я умный, а ты обалдуй — значит и ярмарка моя». Вот и закрыли они ее пока не договорятся.

— И когда ж царь вернется?

— Поди знай.

— Некогда мне дожидаться пока образумятся братья, — нахмурился Касьян, — сам к ним схожу, попробую спор уладить.

— Сходи, Касьян, — всплакнул Кощей, — а то со скуки скоро помру хоть и бессмертный.

* * *

Пришел Касьян в царскую избу. Спорили братья.

— А ну вставай, Филимошка, — прикрикнул Емеля — кудрявый да толстый, — моя очередь на троне сидеть!

— Не встану! — огрызнулся Филимон — такой же кудрявый да только худой.

— Здорова, братцы, опять спорите почем зря?

— Наше дело царское, хотим и спорим! Чего тебе, Касьян? — нахмурился Филимон.

— Зачем явился? — прикрикнул вдогонку Емеля.

— Я, братцы, хоть и не силен в делах купеческих, но и без того разумею что не видать вам подати пока ярмарка закрыта.

Почесали головы братья.

— Вот что, — продолжил Касьян, — надо вам решать скорее кто из вас больше достоен ярмаркой управлять.

— И как же решать то? — нетерпеливо протараторил Филимон.

— Давай, Касьян, научи, — поддержал Емеля.

— Да как, как…, — задумался Касьян, — вот сапоги для того и сгодятся.

— Чего ж ты нас за дураков держишь? — разгневался Филимон.

— Неужто над царскими сыновьями потешаться вздумал? — надулся Емеля.

— Делов мне больше нету, — отмахнулся Касьян, — сапоги то не простые — зачарованные!

— Ври больше! — хором проговорили братья.

— Истину говорю! Вот тебе, Филимон, левый, а тебе Емеля, стало быть, правый. В поле пойдем. Кто из вас дальше сапог закинет — тот и победит. Таковы уж сапоги: сил дают только тем, кто достоен больше.

Поверили братья. Вышли вместе с Касьяном в поле. Кругом трава зеленеет, бабочки летают, ветерок с одуванчиков пух сдувает.

Размахнулся Филимон — далеко сапог улетел. Размахнулся следом Емеля и тоже не оплошал.

Подошли братья к сапогам; те рядышком лежат да так что и не понять чей дальше улетел.

— Чего же это, Касьян, за петрушка? — раздосадовался Филимон.

— Не таков уговор был! — грозно прибавил Емеля.

— Выходит не подвели сапоги, — ответил Касьян, — обоим вам сил равных дали; значит оба вы, братцы, достойны подать с купцов ярмарочных получать, — ты, Филимон, в четные дни получай, а ты Емеля, стало быть, в нечетные.

Повеселели братья.

— Ну, Касьян, хоть и лентяй ты каких свет не видывал, а чего выдумал! — обрадовался Филимон.

— Выручил ты нас, — выдохнул с радости Емеля, — значит полагается тебе награда. Чего ж тебе хочется?

— А отдайте мне «Чудо-агрегат» самоходный — тот, что вам кузнец смастерил. Уж больно, говорят, дивная штуковина, а мне в хозяйстве помощь будет.

— Ох и лентяй же ты, Касьян! — весело пожурил его Филимон.

— Лодырь и есть! — рассмеялся Емеля, — да так уж и быть, прикажем чтоб к избе твоей приволокли. Ступай теперь, надо нам с Филимошкой и о царских делах потолковать.

Вернулся Касьян домой. Прилег на сеновал, подложил руку под голову и уснул своим крепким лентяйским сном.