В Литву и Южную Русь караимы пришли из Крыма. Поскольку они считались доблестными воинами, литовские власти расселили караимов в пограничных крепостях, наделив более широкими правами, чем иудеев-раввинистов. Караимские общины существовали в Тракае, Троках, как иногда говорили (кстати, здесь община существует и поныне), Киеве, Гродно, Луцке, Смоленске, Житомире и ряде других городов Великого княжества Литовского, помогая литовским князьям бороться с немцами, крымскими татарами и оттоманскими турками. Караимов даже нанимали в личную охрану Великого князя Литовского, они оберегали его замок, построенный среди Тракайских озер. Пренебрегая традиционными для литовских и польских евреев занятиями ростовщичеством и шинкарством, караимы преуспели в крупной международной торговле, занимались земледелием и брали на откуп сбор налогов.

Что же сподвигло Захарию Скару пуститься в дальний путь из Киева в Новгород? Вероятно, прежде всего — торговый интерес, на что прямо указывает летопись: «А с ним жидове торгом». Известны имена помощников Скары по торговой части — Шмойло Скаравей и Моисей Хануш. Новгород считался одним из крупнейших международных рынков Европы, а потому легко предположить, что купцы-караимы решили воспользоваться оказией и, заручившись поддержкой князя Михаила Олельковича, попытаться закрепиться на этом рынке, возродив старинный путь «из варяг в греки». В качестве первого шага следовало подготовить почву для будущей караимской общины, подобной уже существовавшим в Литве, Польше и в Крыму. Задача облегчалась тем, что Новгород всегда славился своей открытостью для иноземцев и веротерпимостью. С давних пор здесь существовали иноземные дворы, и если немцам и готландцам власти разрешают строить «варяжские божницы», то почему караимам нельзя заиметь здесь свою синагогу-кенассу?

8 ноября 1470 года под благовестный звон софийских колоколов пестрая свита киевлян вступила в Великий Новгород. Дробно стучали копыта коней о сосновые плахи мостовых, колыхались парчовые стяги, гордо подбоченясь, ехали гайдуки.

Увы, торжество встречи было омрачено печальным событием: три дня назад в своих покоях тихо опочил новгородский архиепископ Иона. Осиротела огромная паства. С кончиной владыки рухнул хрупкий мост между двумя враждующими партиями, поделившими Великий Новгород пополам, подобно мутному Волхову. Пришло время выбирать — покориться Москве, либо с помощью Литвы отстаивать свою независимость. Прибытие князя Михаила усиливало «литовскую партию», в числе которой стояли умная и волевая боярыня Марфа Борецкая и ее сын Дмитрий, только что избранный степенным посадником. Казалось бы, противники Москвы могли торжествовать, однако на лицах их вождей лежала печать тревоги. Смерть владыки поменяла весь расклад, и теперь судьба республики напрямую зависела от того, чей кандидат наденет белый клобук новгородского владыки.

Предстоящие выборы архиепископа затмили собой приезд нового князя. Что князь? — наемник на жалованье, не понравился — завтра же вече укажет ему «путь чист». А за владыкой несметные богатства Софийского дома, духовенство бесчисленных храмов и монастырей, сонм мирских слуг, лучший новгородский полк, но главное — власть духовная, которой не смеют ослушаться ни заносчивый боярин, ни простой смерд.

Княжеская резиденция со времен Рюрика находилась на Городище, в трех верстах от Новгорода. Сейчас ее занимали московские наместники, и, чтобы не обострять и без того раскаленные отношения с Москвой, их решили пока там оставить. Князя Михаила Олельковича поселили на Ярославовом дворе, а его многочисленную свиту разместили по монастырям и постоялым дворам, что не могло не обидеть самолюбивых киевлян. Зато Захария Скара и его помощники могли быть довольны — они оказались в самой гуще городской жизни, получив возможность наблюдать ее изнутри.

Новгород того времени производил сильное впечатление на всех, кто видел его впервые. Он был разумно спланирован, хорошо содержался и своей чистотой выгодно отличался от Киева или старинной Вильны (Вильнюса). Город напоминал собой человеческий организм. Его головой был детинец, ремесленные слободы — руками и ногами, торг — чревом, а его легкими было огромное озеро, влажное дыхание которого доносилось с юга. Город вел деятельный образ жизни, неплохо питался и одевался. Его движения были размашисты и исполнены особенной живости. Эта живость чувствовалась и в том, как люди шли, ехали, торговались, ругались, зубоскалили, топтались на морозе, окликали другу друга, рубили дрова и несли воду. Она чувствовалась в каждом движении, в переменчивых выражениях лиц, в гримасах и блеске глаз. Если человек злился, он кричал, махал руками, лез в драку, если что-то рассказывал, то во весь голос, если смеялся, то во всю глотку. Это были свободные люди, упрямые, настырные, недоверчивые, привыкшие самолично решать свои дела.

В городе великое множество церквей, вокруг которых протекала вся жизнь новгородцев от рождения и до смерти. Белое духовенство не было замкнутой кастой, клирики почти не отличалось от мирян даже внешне, они одевались в обычную одежду и только на головах носили большие валяные шляпы, под которыми скрывалась выбритая тонзура, она же «гуменцо» или «поповская плешь». Вчерашний мирянин мог стать священником, а вчерашний священник завтра мог стать мирянином. Священнослужителей для своих храмов прихожане нанимали за плату и могли уволить, если они их чем-то не устраивали. Все они были женатыми, семейными людьми. Более того, вдовые или неженатые попы считались неполноценными, ибо их подозревали в греховном сожительстве, а значит, их молитвы были неугодны Богу. Присущая новгородцам страсть к торговле не миновала и местное духовенство. Церкви в Новгороде служили товарными складами, как будто Христос вовсе и не изгонял торгашей из храма. Не только в подвалах, но и прямо у алтаря можно было видеть бочки с воском, мешки с меховой рухлядью.

Поскольку новгородское духовенство помимо прочего заведовало в Новгороде торговыми весами и мерами, легко предположить, что именно на этой почве и состоялось первое знакомство Захарии Скары со своими будущими прозелитами. (Прозелит — человек, принявший новую веру. Прозелитизм в современном значении означает стремление обращать других в свою религию. — В.С.)

История иудейского прозелитизма уходит в далекое прошлое. Прозелитами вначале назывались иноземцы-язычники, жившие среди иудеев и выразившие готовность перейти в иудаизм, чтобы получить возможность участвовать в жизни еврейского государства. Со временем количество прозелитов стало расти, что вызывало недовольство сторонников этнической чистоты еврейства. Прозелитом, кстати, был печально известный царь Ирод, идумеянин по рождению. Чтобы отделить евреев по рождению от прозелитов, был введен длительный «кандидатский стаж», во время прохождения которого прозелиты именовались «пришельцами врат», поскольку они могли участвовать в богослужениях, не переступая врат притвора храма. И только избранные прозелиты, всецело принявшие иудейскую веру и удостоенные обрезания, получали право называться «пришельцами правды», «сынами завета», «совершенными израильтянами».