светлую северную летнюю ночь. Утром Нина обнаружила, что кувшин поселился на яблоне, а Тоше, по-детски свернувшись калачиком, мирно сопит в старом садовом гамаке.

…Через неделю, едва Тодор укатил с друзьями восвояси, Нина глянула в зеркало — и впервые заметила у себя в волосах седую прядь…

Так оно всё и тянулось. Через неделю, месяц или полгода Нина искренне не помнила, что страшного произошло в прошлую встречу с Тоше. Летала в Болгарию на три дня, назад возвращалась в слезах. Было немного стыдно перед дочерью, но та деликатно помалкивала: считала, что мать, тянувшая ребёнка в одиночку, имеет право на маленькие странности.

…Карман старого плаща настойчиво завибрировал — Нине не было нужды глядеть на экран смартфона. Она отложила в сторону метлу.

— Знаю, знаю я, что ты скажешь, — прошептала она, щурясь от солнечных лучей и ласково улыбаясь кувшину.

Затем всё же достала настойчиво зудящий аппарат, нажала кнопку и нежно промурлыкала:

— Да, мой хороший…

— Кис, приезжай! — потребовал собеседник.