балалайка. А его огневая мощь, пожалуй, превосходила новейший танк КВ. После недолгого спора коллектив единогласно решил, что амба тем буржуям, которые по своей несусветной глупости попадут в Мишкин лес.

Часа в два, если судить по солнцу, колонна сделала остановку, чтобы размять ноги, и неожиданно получила сухпай. Сопровождающий капитан приказал обедать сидя в кузове, воду можно было взять в стоящей метрах в десяти от дороги бочке. Опытные и уже успевшие послужить бойцы приуныли: похоже, ехать придётся ещё долго. Конечно, ехать – это не идти, но однообразный лесной пейзаж и жёсткие лавки достали уже всех.

Сухпайки были, мягко говоря, необычные: по величине и качеству содержимого это были поистине королевские сухпайки. Да что там королевские – пайки, надо прямо сказать, были генеральские, не иначе! И всё это гастрономическое великолепие было приказано уничтожить на месте, в кузове грузовика, походя, под дружное чавканье десятка голодных ртов. А рот солдата по определению не может быть другим, когда сосед уплетает то же самое и некому удивлённо присвистнуть: «Ну ты, Вань, сила, ну ты добытчик!»

В какой-то момент, судя по зыркающим глазам, всем одновременно пришла одна и та же мысль: «Заначить хотя бы шоколад!» Кто-то мечтал отослать младшим братьям и сёстрам, кто-то планировал обмен. И эта общая мысль, вероятно, достигла такой концентрации, что незамедлительно была перехвачена капитаном. Иначе как объяснить его голову, показавшуюся над бортом грузовика только для того, чтобы припечатать: «Съесть всё!»

Капитан не угрожал и не повышал тона, но какое-то время вдоль колонны были слышны только шелест разворачиваемых обёрток и непередаваемые стоны блаженства и сожаления о столь неэффективном использовании ценного ресурса.

Курсанты ошиблись: уже через полчаса стройная «коробка» ста слушателей кратких курсов усовершенствования сержантского состава стояла ровной шеренгой на плацу.

Плац. Если мозгом части можно назвать штаб, то плац, несомненно, её сердце. Тут встречают и провожают, наказывают и награждают. С плаца уходят навсегда и возвращаются после недолгой разлуки.

Плац тоже был странный – не натоптанный, что ли. Каждый из курсантов не раз и сам стоял или маршировал в местах, подобных этому. И «сердце» этой части было немного другим, жило, подчиняясь другим законам, работало в другом ритме, неуловимо цепляющем своей чуждостью. Хотя спроси любого – и никто не смог бы ответить, чем этот плац отличается от десятков других, которые приходилось утюжить сапогами раньше. Аура? Может быть. Но слов, подобных этому, ещё нет в лексиконе жителей сороковых годов XX века. И уж точно нет в данной локации.

А потом про них просто забыли. Нет, началось-то всё как обычно. Капитан снял шинель, остался в гимнастёрке без знаков отличия, но с двумя красными поперечными полосами на рукавах и, улыбаясь чему-то своему, выдал речь:

– Товарищи бойцы! На данный момент вы все являетесь кандидатами в слушатели краткого курса усовершенствования сержантского состава. Преподавать дисциплины вам будут инструкторы – один красный шеврон на рукаве. И товарищи старшие инструкторы – два красных шеврона на рукаве. Слушай приказ! Равняйсь! Смирно! Вольно! Сейчас начальник курсов освободится и подойдёт к вам.

На этом капитан или, точнее, инструктор счёл свою миссию выполненной и удалился. В зоне видимости будущих курсантов остались лишь два парня из хозобслуги, которые с видимой ленцой и долгими перерывами кололи дрова.

Через час-полтора стояния и перешёптываний почти одновременно произошло два события. Первое осталось незамеченным курсантами и заключалось в том, что Иван, чувствуя, как ноги стали подмерзать, начал притоптывать с пожеланием «да чтоб вам провалиться всем». А вот второе заметили все: на крыльцо вышла повариха. Ну а кем ещё могла быть румяная, пышная женщина лет сорока в застиранной гимнастёрке, фартуке и белом поварском колпаке?

Она что-то энергично выговорила двум оболтусам: слов слышно не было, но и без того было ясно, что расчихвостила их за нерадивость. Курсанты злорадно заулыбались, наблюдая за заметно ускорившимися топорами.

А затем повариха неожиданно направилась к будущим курсантам:

– Ой, родненькие, да шо же вы стоите туточки, айдате за мной, каша-то с маслом напрела уже.

– Нельзя, мать, приказ у нас, – ответил чернявый парень, запомнившийся Ивану спором у автобуса: чернявый убеждал всех, что такие пушки уже есть на секретных складах и он сам их видел и чуть ли не стрелял. Никто ему, конечно, не поверил, но парня Иван запомнил.

– Да сколько можно стоять, товарищи! Они там про нас забыли совсем! Идём сами к начальнику! Не царские порядки, чтоб солдат на морозе держать!

Кто это выкрикнул, Иван понял сразу. Курсант обращал на себя внимание и статью, и горевшим на груди орденом Красной Звезды. Высокий, но не длинный. Породистое лицо, прямой нос с чуть заметной горбинкой, волевой подбородок, чётко очерченные губы. Видно было, что в нём есть частичка восточной, возможно, грузинской крови, и оба родителя дали ему лучшее.

Старший сержант сразу располагал к себе, о таких говорят «рубаха-парень, свой в доску». В автобусе ехало несколько орденоносцев, но за короткую поездку он уже стал душой компании и их несомненным лидером. Даже голосом природа наделила его со всей щедростью: густой баритон необыкновенного оттенка запоминался с первого раза.

Иван не удивился: шёпоток недовольства уже некоторое время ходил по правому флангу, креп, переходя от бойца к бойцу.

– Айда, братцы! Найдём начальство, они там кашу трескают, а мы мёрзнем!

Слова поварихи, как катализатор, усилили недовольство, переведя скрытое бурчание в действие. На правом фланге красавец старший сержант решительно сломал строй, и, не оглядываясь, двинул к входу в аккуратное каменное двухэтажное здание, напротив которого и были выстроены прибывшие. За ним устремились с десяток человек из числа стоявших там же.

Кашу, как же. Шоколад! Вот что они там трескают! Тело обладателя значка «Ворошиловский стрелок» дёрнулось и замерло. В мозгу щёлкнуло: «Шоколад». И побежали образы, сменяющие друг друга: вот они находят плитки у себя в пайках, а ведь шоколад выдают подводникам в море! Радостные, не верящие своему счастью… Капитан, накормивший их за десять минут до приезда, снова капитан, который уже инструктор, «Слушай приказ! Смирно!» Непонятно как оказавшаяся в этом ряду рожа бывшего соседа по коммуналке Яшки Рябого. «Вписка! Вписка!» – непонятно к чему верещала Яшкина рожа.

Появился Яшка из ниоткуда, показал бумагу на вселение и занял бывшую комнату деда Игната. Называл он себя Яшка Фартовый и был кумиром местной шпаны, пока однажды ему не наваляли его же дружки. Иван тогда мало что понял из их объяснений про воровскую честь и понятия, но выходило так, что врать тому, с