слова наполняли машину своей иностранной привлекательностью. Жаль, что я не понимала языка, хотя в моих жилах текла чистая итальянская кровь.

Я прислонилась к окну, люди и улицы проносились мимо меня как в тумане. Несколько недель назад я была не более чем страдающей сиротой, и имела несколько шрамов от периодического насилия со стороны приемных родителей-психопатов. Я была Милой Блэк. Ничтожеством. Но теперь… теперь я была Миланой Катариной Торрес или, скорее, Руссо. Я была женщиной, втянутой в войну, о которой ничего не знала. Дочь и сестра людей, которых я не знала. В моей жизни было время, когда я могла предсказать каждый свой шаг и направление, в котором пойду. Но теперь это было не так. Я понятия не имела, что произойдет с минуты на минуту. Как изменится моя жизнь от одного момента к другому. Это нервировало, и у меня по шее пробегали колючие мурашки.

Рафаэль резко повернул направо и въехал на подземную парковку. Моим глазам потребовалась секунда, чтобы перестроиться с летнего сияния снаружи на внезапную бетонную тень, окружавшую нас.

Он заехал на парковочное место, с визгом затормозил и выключил зажигание.

— Мы воспользуемся черным ходом. Зная Руссо, у этого ублюдка везде есть глаза и уши.

Внезапный всплеск ностальгии пронесся по моему нутру. Это напомнило мне о том, как Сэйнт торопил меня из отеля в Нью-Йорке, ведя через кухню и черный ход. Он был прав. Я была лучшей в мире тайной, и, очевидно, остаюсь ею до сих пор.

Рафаэль повернулся ко мне лицом.

— Я думаю, пока мы не разберемся со всем этим, нам не стоит рассказывать людям, кто ты. Пока не стоит. Ты не против?

— Я даже не знаю, кто я, так что да. Меня это более чем устраивает.

— Хорошо. Не выходи, пока я не открою тебе дверь. — Рафаэль вышел, и я наблюдала, как он огибает машину. В Нью-Йорке парень его возраста был бы одет в дизайнерские джинсы и ту или иную фирменную футболку. А не черный костюм и белую рубашку с открытым воротничком.

Дверь со стороны пассажира открылась, и я выпрыгнула наружу, щелкнув каблуками по бетону.

— Пойдем. — Рафаэль взял меня за руку, и я с удивлением обнаружила, что его прикосновение холодное от летней жары. Я последовала за ним к задней двери, где нас ждал мужчина.

— Рафаэль, — вежливо поприветствовал он. — Второй этаж, комната восемнадцать.

— Спасибо, друг. Я твой должник.

Мы прошли через прачечную, где женщины суетились, стирая, суша и складывая белье. Тяжелый запах стирального порошка и запаха от смягчителя для белья атаковал мои ноздри. Сушильные и стиральные машины создавали хаотичный шум, а от пара, исходящего от утюгов, было почти невозможно дышать.

Рафаэль распахнул металлическую дверь пожарной лестницы, и мы бросились вверх по двум лестничным пролетам. Его отчаянное желание убрать меня с глаз долой было заметно по тому, как крепко, почти слишком крепко, он сжимал мою руку. Стук моих каблуков раздавался вокруг нас. Он был таким громким, что я подумала о том, чтобы снять их и пробежать остаток пути босиком.

Комната восемнадцать была первой дверью справа, когда мы поднялись на второй этаж. Посыльный ждал нас и протянул Рафаэлю ключ-карту. Рафаэль просто кивнул, провел карточкой по замку и открыл дверь. Мы так торопились, что я успела только вздохнуть, когда услышала, как за нами захлопнулась дверь.

— Ты в порядке? — Рафаэль подошел ближе, его глаза были полны беспокойства.

— Да, я в порядке.

— Тогда почему ты плачешь?

— Я не… — Я почувствовала, как слеза потекла по щеке, не понимая, что эмоции берут верх. — Я в порядке, правда. — Я вытерла слезу тыльной стороной ладони. — Просто немного перегружена. — Большой угловой диван манил меня, и я села. Ноги болели, тело было измождено, а мысли крутились в тысяче разных направлений одновременно.

Больше не заботясь о том, как сохранить вид, я стянула с ног туфли и потерла пятки. Я проклинала юбку-карандаш, которая облегала каждый мой изгиб, и мечтала о паре леггинсов и футболке большого размера, чтобы просто свернуться в клубок и чувствовать себя комфортно в своих страданиях.

— Выпьешь? — Рафаэль держал в руке бутылку водки. До сих пор я старалась сохранять трезвость ума. Но если мне и нужен был алкоголь, чтобы снять напряжение, то только сейчас.

— Ты решишь, что я алкоголик, если я попрошу двойную порцию?

Рафаэль поднял бровь.

— После того утра, что у нас было, я мог бы предположить, что у тебя эмоциональный потенциал как у кирпича, если бы ты этого не сделала.

— Тогда здорово.

Я вздохнула и продолжила растирать больные ноги.

Я обвела взглядом гостиничный номер. Он не был таким большим и роскошным, как пентхаус в Нью-Йорке, где я встретила Сэйнта. Это был номер с открытой планировкой, и единственное, что отделяло спальню от гостиной, — две четырех-панельные перегородки. Золотистые занавески драпировали обрамленные окна, из которых открывался прекрасный вид на Рим. Светло-бежевые филигранные обои придавали сюиту винтажный оттенок, а шикарные диваны были манящими и удобными.

Звук звенящих кубиков льда напомнил мне о летней жаре на улице, и я была благодарна за комфорт хорошо кондиционированного номера. Рафаэль протянул мне бокал и устроился на диване напротив меня.

— Все это время ты была жива и находилась за пол мира от меня. Только подумать… Моя сестра. — В его голосе прозвучало недоверие, и он откинулся на спинку дивана, запустив руку в волосы. — Невероятно. Non ci posso credere.

Я сжала губы в тонкую линию.

— Я не понимаю…

— Ты не говоришь по-итальянски?

Я покачала головой.

— О, прости. Я просто… это просто невероятно. Я не могу поверить.

— Прошло уже несколько недель с тех пор, как я узнала, а я все еще пытаюсь осмыслить все это.

Рафаэль сел.

— Значит, Святой просто нашел тебя в Нью-Йорке и привез сюда?

— Можно и так сказать. — Я все еще не знала, кому можно доверять, и это заставляло меня сомневаться в том, что я могу рассказать слишком много. Конечно, я могла бы рассказать Рафаэлю о том, как Святой убил Брэда, похитил меня, а потом заставил выйти за него замуж. Я могла бы поведать ему все гнусные подробности своих мытарств с тех пор, как Сэйнт стремительно ворвался в мою жизнь и все перевернул. Но в прошлом я научилась никогда не разыгрывать все карты сразу. Никогда не делать ничего, если не уверена на сто процентов, вот почему я решила не разглашать слишком много подробностей сразу.

— Но почему? Не могу отделаться от мысли, что