— Рой!

Он был в простых черных джинсах и белой рубашке спортивного типа, отчего выглядел почти юным, тем студентом университета, в которого она когда-то имела несчастье влюбиться. Улыбка его была теплой, а серебряные глаза в кои-то веки не напоминали о зиме, снеге и замерзших горных озерах.

— Привет.

— Сегодня… не суббота…

— Нет, сегодня пятница. Самая прекрасная в мире, самая необычная пятница!

Рой вошел, притянул к себе Кэрол и крепко и жадно поцеловал ее в губы, а затем чуть тише спросил:

— Знаешь, почему самая прекрасная и необычная? Потому что я здесь, я вижу тебя, я чувствую твой запах, я прикасаюсь к тебе, обнимаю тебя…

— Рой, ты должен был позвонить…

— А ты меня не ждала, Кэрол?

Как ни в чем не бывало, он спокойно прошел в глубь дома, а она стояла и растерянно смотрела ему вслед. Как всегда! Он даже мысли не допускает, что она может быть занята, что у нее, возможно, посетители…

Словно прочитав ее мысли, Рой обернулся и мягко поинтересовался:

— Ты свободна сегодня вечером, Кэрол?

Она уставилась на него, одновременно злясь и удивляясь, как один его поцелуй вернул ее к жизни.

Кроме того, несмотря на все, что она себе говорила всю эту неделю, она ужасно рада его видеть!

— Уже поздно, сладкая моя. Нельзя так много работать.

Его руки обвились вокруг ее талии, и он заглянул в тревожные карие глаза девушки. Кэрол изо всех сил старалась удержать позиции, но они так и рушились под взглядом серебряных глаз Роя.

— Я… у меня масса работы, очень срочной…

— Прости, но это за оправдание не сойдет.

— Но это правда!

— А мне все равно! — Его поцелуй лишил ее дыхания, сил и возможности соображать и сопротивляться. — Кроме того, я не могу уступить тебя вот этому барахлу!

Могучая рука смела все бумаги с ее рабочего стола, оставив его поверхность девственно чистой.

Кожа Кэрол горела, все тело горело, и она подозревала, что Рою отлично известно, какое впечатление он на нее производит. Это ясно читалось в его глазах.

— Чего ты хочешь, Рой… — Она не закончила вопрос и вспыхнула, потому что ответ слишком явно был написан на его лице. — Я имею в виду…

— Да знаю я, что ты имеешь в виду, моя сладкая!

Господи, ну почему ты наделил одного человека абсолютно всеми — и самыми отборными — чертами, делающими мужчину мужчиной!!!

— Кэрол, я приглашаю тебя к себе домой. Должен же я отблагодарить тебя за ужин в прошлое воскресенье.

— Но я не думаю, что это удобно в такое время…

А может, лучше сразу в клетку с тиграми?

— Ты мне не веришь? — огорченно спросил он.

— Ни на грамм!

— Вот и умница! Однако на этот раз ты будешь в полной безопасности — моя экономка сегодня дома. К тому же… — Его глаза неожиданно стали серьезными и немного грустными. — Я вижу, что ты еще не готова… любить меня.

Говоря по правде, больше всего на свете ей хотелось немедленно кинуться ему в объятия, повиснуть у него на шее и прижаться пылающим лицом к его могучей груди. Сердце прыгало в груди, билось как птица. Кэрол хотелось почувствовать тепло его кожи, крепость его рук, хотелось провести пальцами по черным завиткам волос у него на груди. Мужчина, стоявший перед ней, будил в ней женщину слишком настойчиво.

Она отступила на шаг, мысленно обозвав себя всеми обидными прозвищами из детства. И как ей только могло прийти в голову, что она способна справиться с проблемой по имени Рой Стюарт? Да она влюблена в него по уши, она любила его всегда и будет любить до самой смерти!

— Мне надо переодеться, но я быстро.

— Отлично. Я подожду здесь.

Он прошел на балкон, а Кэрол стремительно умчалась переодеваться. Для сегодняшнего вечера она выбрала легкие кремовые брючки и светло-голубую шелковую блузку. Волосы, целый день стянутые в хвост, устали, и она решила их распустить.

Уже через пять минут она спускалась по ступеням, и Рой обернулся на звук ее шагов.

— Ты выглядишь опять на шестнадцать лет.

Такого выражения лица она у него еще не видела. Кроме того, он впервые вспоминал те годы таким тоном, без издевки и презрения, которыми так ранил ее прежде. Что случилось, ведь он ясно дал понять, что считает тот случай проявлением кокетства малолетней дурочки, простым проявлением инстинктов. Кэрол через силу улыбнулась.

— С той поры много воды утекло.

— Это точно.

На мгновение его глаза стали ясными и чистыми, словно бриллианты, в них отразилось нечто, совсем неведомое Кэрол, и она с новой силой вспомнила того загадочного красавца-студента из взрослой компании ее старшей сестры, который разбил ее сердце много лет назад.

Секунду спустя Рой уже шел к двери, улыбаясь своим мыслям.

Они болтали ни о чем по дороге к машине, но внутри у Кэрол все дрожало. О чем он вспомнил? Что так странно изменило его взгляд? Только теперь она поняла, что Рой Стюарт очень изменился, и только теперь стало ясно, что она понятия не имеет о теперешнем Рое Стюарте.

Они въехали в тяжелые кованые ворота. Вокруг дома Роя стояла высокая каменная ограда. По дубовой аллее они подъехали прямо к дому — прелестному строению времен королевы Виктории.

— Как красиво, Рой! Потрясающе!

Они почти не разговаривали по дороге, но теперь Кэрол не могла сдержать своего восхищения и изумления. Здесь было не просто красиво. Это был настоящий маленький рай. Рой улыбнулся ее восхищению.

— Я купил его несколько лет назад у одного из своих знакомых. Парень эмигрировал в Канаду, а до этого дом принадлежал их семье с 1870 года. Я с первого же мгновения знал, что этот дом будет моим, почувствовал это. Он такой основательный, надежный. Жизнь в нем может стать настоящим счастьем, ты скоро убедишься в этом.

Кэрол смотрела на него с таким изумлением, что Рой не удержался от усмешки:

— Удивлена, что у меня есть душа, а, Кэрол?

— Да нет, вовсе нет, не говори глупости, — легко солгала Кэрол.

Он выключил зажигание и произнес ровным, почти безразличным голосом:

— Я по всем меркам занимаю высокое положение. Моя мать была англичанка, отец — американец, и оба были богаты. Ферма моих деда и бабушки с материнской стороны в Сассексе была чистым раем для двух мальчишек. Мы были счастливы — по крайней мере, до развода родителей.

— Рой, мне жаль…

— Все дело в том, что моя мать была чертовски легкомысленна. Она меняла любовников, как перчатки, а отец — он был старше ее на двадцать лет, — он продолжал любить ее и прощать. Вернее, закрывать глаза на очевидное. К несчастью, мать делала это невозможным настолько часто, что нас с братом то и дело отправляли куда-нибудь. Так случалось каждый раз, когда родители начинали выяснять отношения, так что мы с Клиффом довольно быстро приучились не заводить крепкой дружбы ни с кем из одноклассников в школах, которые мы то и дело меняли, и не приживаться в домах, которые покупали родители.