Кроме того, Екатерина, в согласии с идеями просветителей, дала дворянам право создавать свои общества, то есть дворянские собрания, объединявшие землевладельцев одной губернии. Собрание могло подавать свои «прожэкты» императрице.

Вершиной «парламентаризма» при Екатерине II стала созванная ею в 1767 г. Уложенная комиссия в Москве, которая должна была заняться упорядочиванием российского законодательства и составлением проектов нового законодательства на смену устаревшему Соборному уложению 1649 г.

Депутаты в комиссию избирались не только из среды дворянства, но включались и представители вольных крестьян и казачества, а также государственные чиновники, при том что ведущая роль все же принадлежала дворянству. Комиссия торжественно начала работу в Грановитой палате в Москве, но просуществовала недолго и позже под благовидным предлогом была распущена. Однако ее «наработки» Екатерина действительно использовала позже для составления своих указов.

* * *

В своем деле очернения покойного мужа Екатерина преуспела. На следующие два века за Петром III закрепилась слава алкоголика и почти идиота. В первом официальном учебнике истории для школ, изданном как раз во времена Екатерины, гибель императора описывалась так: «…слыша, что народ не доверяет его поступкам, добровольно отрекся от престола и вскоре затем скончался в Ропше».

Кажется, только для одного великого князя Павла Петр оставался прежде всего отцом, причем отцом любимым и почитаемым. Едва ли Павел знал что-то о настоящей участи Петра III, по крайней мере до своего совершеннолетия, но отношения его с матерью и без того были плохими. Елизавета отобрала маленького Павла у его матери сразу же после рождения и очень редко позволяла ей навещать его. «Его держали в чрезвычайно жаркой комнате, – позже вспоминала Екатерина, – запеленавши во фланель и уложив в колыбель, обитую мехом чернобурой лисицы; его покрывали стеганым на вате атласным одеялом и сверх этого клали еще другое, бархатное, розового цвета, подбитое мехом… Пот лил у него с лица и со всего тела, и это привело к тому, что, когда он подрос, то от малейшего ветерка, который его касался, он простужался и хворал. Кроме того, вокруг него было множество старых мамушек, которые бестолковым уходом, вовсе лишенным здравого смысла, приносили ему больше страданий, нежели пользы».

Впрочем, у Екатерины в то время и без того хватало тревог и забот.

После переворота Павел был необходим Екатерине как залог ее безопасности. Существует легенда, что Екатерина хотела вознаградить Григория Орлова за оказанные услуги, выйдя за него замуж, но один из дипломатов отсоветовал ей это, сказав, что «Российской империей может управлять вдова императора, а не госпожа Орлова». И это правда, только в качества вдовы императора и матери будущего императора Екатерина была «уместна» на троне.

Воспитание Павла она поручила графу Никите Ивановичу Панину, деятельному участнику ее заговора.

Позже Николай Александрович Саблуков, генерал-майор русской императорской армии, напишет в своих «Записках» о времени императора Павла I: «Не следует думать, что первоначальное воспитание великаго князя Павла было небрежно; напротив того, Екатерина употребила все, что в человеческих силах, чтобы дать сыну воспитание, которое сделало бы его способным и достойным царствовать над обширною Российскою империею. Граф Н. И. Панин, один из знаменитейших государственных людей своего времени, пользовавшийся уважением как в России, так и за границей за свою честность, высокую нравственность, искреннее благочестие и отличное образование, был воспитателем Павла. Кроме того, великий князь имел лучших наставников того времени, в числе которых были и иностранцы, пользовавшиеся почетною известностью в ученом и литературном мире. Особенное внимание было обращено на религиозное воспитание великаго князя, который до самой своей смерти отличался набожностью. Еще до настоящаго времени показывают места, на которых Павел имел обыкновение стоять на коленях, погруженный в молитву и часто обливаясь слезами. Паркет положительно протерт в этих местах. Граф Панин состоял членом нескольких масонских лож, и великий князь был также введен в некоторыя из них. Словом, было сделано все, что только возможно, для физическаго, нравственнаго и умственнаго развития великаго князя. Павел Петрович был одним из лучших наездников своего времени и с ранняго возраста отличался на каруселях. Он знал в совершенстве языки: славянский, русский, французский и немецкий, имел некоторыя сведения в латинском, был хорошо знаком с историей, географией и математикой, говорил и писал весьма свободно и правильно на упомянутых языках».

Но Никита Иванович внес свою лепту в развитие у Павла невроза. В воспитательных целях он стал выпускать газету «Ведомости», в которой рассказывалось об успехах и неудачах его воспитанника. Многочисленные корреспонденты то упрекали Павла: «Правнук Петра Великого ведет себя не… Ах! Токмо язык мой не может выговорить, но и мыслить ужасаюсь», то радовались: «Конечно, мой друг, – пишет якобы отставной капитан приятелю, – опечалились вы прежним моим письмом о Государе Великом Князе Павле Петровиче. И подлинно, было чему печалиться, слыша, что правнук Петра Великого ведет себя не так, как ему подобает. Но теперь я вас, друга моего, обрадую: Его Высочество стал с некоторого времени отменять свой нрав: учиться хотя не долго, но охотно; не изволит отказывать, когда ему о том напоминают; когда же у него временем охоты нет учиться, то Его Высочество ныне очень учтиво изволит говорить такими словами: „Пожалуйста, погодите“ или „пожалуйста, до завтра“, не так, как прежде бывало, вспыхнет и головушкою закинув с досадою и с сердцем отвечать изволит: „Вот уж нелегкая!“ Какие неприличные слова в устах Великого Князя Российского!»

Газета выходила в одном экземпляре, но Панин уверял своего воспитанника, что ее читают во всей России и даже при иностранных дворах. Так Павел с малых лет привыкал жить «напоказ», в убеждении, что любое его движение, любое неосторожное слово может стать причиной недоброжелательных суждений о нем.

Удивительно, но, кажется, Екатерине и Панину удалось оградить Павла от грязи и цинизма всего Двора: он вырос идеалистом в полном смысле этого слова. Неслучайно Казимир Валишевский позже напишет о Павле: «От считал возможным все исправить силой того идеала, который носил в себе».

Но беда в том, что его мать оказалась реальным политиком, причем очень искусным, а значит, никак не соответствовала высоким идеалам рыцарской чести. Более того, она и в семье пыталась действовать по тем же правилам политических интриг, которые ей так хорошо служили в высшем свете и в международной политике (этому, очевидно, научила ее мать, которая тоже была интриганкой, только гораздо менее умелой). Видимо, Екатерина забыла, что в личной жизни интриги и манипуляции, даже самые удачные, неизбежно оставляют «послевкусие», разрушают доверие и портят те самые отношения, ради которых затевались.

Когда пришло время выбирать невесту, то Екатерина «наметила» ему в жены Софию Доротею Вюртембергскую, дочь герцога Вюртембергского Фридриха Евгения, отличавшуюся крепким здоровьем. «Мнение ее врача о ее здоровье, крепости сложения влечет меня к ней», – писала императрица, но София была еще слишком молода – ей только 11 лет. Екатерина хотела привезти ее в Россию и воспитать при Дворе вместе с Павлом, как сделала это когда-то Анна Иоанновна с Антоном Ульрихом. Но, видимо, позже она решила, что время не терпит, и тогда прусский король Фридрих Великий, тот самый кумир Петра, а теперь верный союзник Екатерины, предложил России другую принцессу – Августу-Вильгельмину-Луизу Гессен-Дармштадтскую.