Что имеется в виду, когда мы говорим, что у той или иной системы есть какое-то намерение или цель? В разделе 6.3 мы обсудим некоторые из условий, при которых это утверждение может иметь смысл.

Мы обсудили, каким образом научение на основе привязанностей функционирует в тех случаях, когда ребенок близок к импраймеру, однако сказанное может относиться и к таким случаям, когда кто-то «привлекает внимание общественности», появляясь в средствах массовой информации. Самый прямой способ продвижения продукта – это представить надежные доказательства его качества или ценности. Тем не менее нам часто встречаются заявления, в которых не сообщается ничего, кроме того, что этот продукт нравится той или иной «знаменитости». Отчего же этот метод так успешно влияет на чьи-то личные цели?

Возможно, отчасти разгадать эту загадку можно, спросив, какие факторы сделали этих «знаменитостей» настолько популярными. Привлекательные физические характеристики, возможно, помогли, но, кроме этого, у большинства актеров и певцов есть еще и особые навыки: они специалисты в симуляции эмоциональных состояний. Профессиональные спортсмены тоже опытные обманщики, как и популярные общественные деятели. Но, пожалуй, самый эффективный метод воздействия основывается на их умении заставить каждого слушателя почувствовать, что «этот важный человек говорит со мной». Это делает слушателей более вовлеченными и, соответственно, вынуждает их реагировать – и неважно, что на самом деле они слушают всего-навсего монолог!

Не каждому дано контролировать настроения толпы. Какие методы помогают «зацепить» широкий круг самых разных умов? Популярный термин «харизма» определяется как «редкое личное качество, приписываемое лидерам, которые пробуждают у общественности преданность или энтузиазм». Возможно ли, что общественные лидеры, формируя наши цели, используют какие-то особые приемы порождения моментальной привязанности?

Однако риторика способна создавать такую иллюзию. Хорошая речь может казаться «интерактивной», поскольку оратор наводит слушателей на определенные вопросы – а потом сам отвечает на них в нужный момент. Это можно делать, мысленно общаясь с так называемыми условными слушателями, – тогда по крайней мере часть вашей аудитории почувствует, что получила искренний ответ, хотя подлинного диалога не было. Другой трюк таков: нужно взять достаточно длинную паузу, чтобы слушатели почувствовали себя обязанными как-то отреагировать, но не давать им времени найти возражение на вашу мысль. Наконец, оратору необязательно контролировать всю аудиторию целиком – потому что, если вам «удастся» зацепить достаточное количество людей, «давление коллектива» может усмирить остальных.

И наоборот, толпа тоже может оказывать воздействие на чувствительного и отзывчивого импраймера. Вот слова одного великого исполнителя, который попытался избежать влияния своей публики:

Наконец, мы также должны отметить, что ребенок способен привязаться и к личности, которой вообще не существует, например к герою легенды или мифа, вымышленному персонажу из книги или фантастическому животному. Человек может привязаться даже к абстрактной доктрине, догме или вероисповеданию – или к его иконе или изображению. В таком случае эти воображаемые сущности служат нам «гипотетическими наставниками», существующими лишь в наших умах. В конце концов, если говорить прямо, все наши привязанности сводятся к воображению; мы привязываемся не к самому человеку, а лишь к моделям, которые построили, чтобы организовать свои представления о нем.

Насколько я знаю, такое объяснение работы импринтинга – новая теория, хотя Фрейд, скорее всего, представлял себе подобные схемы. Какие необходимы эксперименты, чтобы показать, использует ли наш мозг эти процессы? Новейшая аппаратура, которая проецирует происходящее в мозге, могла бы помочь, но эксперименты над человеческими привязанностями могут быть сочтены неэтичными. Однако сегодня у нас есть альтернатива: мы можем написать компьютерную программу-симулятор. Если эти программы будут вести себя по-человечески, это покажет, что наша теория правдоподобна. Но тогда компьютеры могут начать жаловаться, что мы жестоко обращаемся с ними.

В данной главе были рассмотрены некоторые аспекты того, как люди выбирают себе цели. Одни из наших целей – это инстинктивные стремления, неотделимые от нашего генетического наследия, в то время как другие являются подцелями, которые мы заучиваем (методом проб и ошибок) для достижения уже существующих целей. Что касается целей более высокого уровня, здесь высказывается предположение, что они формируются определенными механизмами, которые заставляют нас разделять ценности наших родителей, друзей или знакомых, к которым мы привязываемся, потому что они активно реагируют на наши потребности – и тем самым вызывают в нас такие самоосознанные эмоции, как стыд и гордость.

Сначала эти «импраймеры» должны быть с нами близки, но как только мы построили их «ментальные модели», мы можем использовать эти модели для «повышения статуса» целей, даже если импраймеров рядом нет; в конечном итоге эти модели становятся тем, что мы называем совестью, идеалами или моралью. Итак, привязанности учат нас целям, а не средствам, – и таким образом навязывают нам мечты наших родителей.

Мы еще обсудим это ближе к концу книги, но пока займемся тем, что более внимательно рассмотрим кластеры чувств, которые известны нам под именами «боль», «горе» и «страдание».