После объяснения ученика торговец тканями, до этого молчавший, сказал, что его отец всегда выручал за эрзинджанские ахрэмы гораздо больше, нежели за какую бы то ни было из материй, продававшихся в лавке. Он прибавил, что эрзинджанские ахрэмы — единственные в своем роде, потому что они вырабатываются особенным способом, который армяне, выделывающие их, держат в тайне, и потому что для их производства используется прекраснейшая и очень тонкая шерсть. Когда он кончил говорить, учителя добавили, что селяне, живущие вокруг города, веками выводили особенную породу овец, великолепная шерсть которых и сейчас составляет их гордость. Нигде в Анатолии не было и нет таких благословенных летних пастбищ, питаемых талой водой с вершин гор. У нас не возникло ни малейшего повода не поверить учителям, потому что — не сказал ли Марко Поло, что «в течение всего лета множество татар Леванта сходятся в эту провинцию, ибо здесь лучшие летние пастбища»?

Нам казалось, мы могли бы подвинуться ближе к разгадке тайны загадочных бакрэмов, если бы сумели взглянуть на материю, которую выделывают мать и сестры мальчика. Учителя еще раз помогли нам, проводив команду проекта «Путь Марко Поло» к дому, где жила семья. По пути мы спросили, почему в Эрзинджане ныне так мало внимания уделяется ткачеству, и узнали, что почти все станки был уничтожены во время землетрясения. Сейчас в городе всего шесть станков, на которых делают ахрэмы, так как древним ремеслом владеют исключительно армяне, число которых неуклонно уменьшается с тех пор, как между ними и туркам были посеяны отвратительные семена расовой ненависти. Весьма вероятно, что, если бы мы приехали хотя бы несколькими годами позже, мы не нашли бы и следа древних ахрэмов Эрзинджана.

Нас привели в домик с маленьким двором, окруженный оградой, и здесь в одной из комнат мы собственными глазами увидели, как делается таинственная материя. Конструкция станков, на которых выделывают ахрэм, такая же древняя, как и конструкция ковровых станков Баньяна. Станки в Эрзинджане тоже помещаются в самой освещенной комнате, и работа тоже исключительно женская. Ткань, выделывавшаяся на станках, была в точности такой, каков был по предположениям исследователей путешествия Марко Поло бакрэм — мягкой, богатой, необыкновенно тонкой выработки. Ахрэм весьма напоминает тончайшее шерстяное покрывало. Края каждого ахрэма укрепляются хлопчатобумажной тесьмой, остальное пространство покрывала делается из местной шерсти самого высокого качества, до сих пор доставляемой с гор пастухами, которые обменивают эту шерсть на товары на местном рынке. Все ахрэмы — или белые с сероватым или желтоватым оттенком, или ровного темно-коричневого цвета. Единственное их украшение — рассыпанные крошечные красные или белые пятнышки очертаниями в виде снежного кристалла. Их называют «зонтичными цветами», и никто не может объяснить, каково происхождение этого рисунка и что он означает, исключая то, что на протяжении всего времени, какое армянки выделывали ахрэмы, этому рисунку при выработке ткани отдавалось предпочтение перед прочими. Важнее же всего то, что, вследствие великого искусства ткачих и полупрозрачности тонко крученой шерсти, мусульманские женщины хорошо видят через ткань и вместе с тем их лица невидимы снаружи.

Надевание ахрэма — особенное искусство, которому девочки Анатолии учатся с раннего возраста. Покрывало особенным образом обматывается вокруг тела несколько раз, поднимаясь к плечам, потом оставшейся материей покрывают голову. Чтобы лицо не открылось, ахрэм закусывают зубами.

В средние века качество этой ткани, несомненно, выдвигало ее в особый ряд. Преобладали ткани грубой домашней выработки, тонкий эрзинджанский бакрэм должен был казаться большой роскошью, и для купца Марко Поло, конечно, был особенной статьей товара. Эта ткань некогда даже составила часть довольно двусмысленного дипломатического дара, который послал знатному крестоносцу шейх печально известных ассасинов («два дамасских кинжала и отрез бакрэма для савана»).

Сегодня, к сожалению, горстка эрзинджанских армян, знающая секрет изготовления этой прекрасной ткани, выделывает ее только ради куска хлеба. Фабричные ткани, получаемые из городов, вытесняют сделанный вручную и несравненно более красивый товар с прилавков деревенских базаров. Поэтому очень возможно, что мы отыскали в Эрзинджане умирающее искусство, которое скоро совсем исчезнет, и упоминания о нем можно будет найти только в средневековых летописях, так как женщины Анатолии оказывают все возрастающее предпочтение западному стилю одежды, и, быть может, армянские семьи с течением времени потеряют секрет своего искусства.

Мы не могли уехать, не спросив, не позволят ли нам сфотографировать одну из женщин, одетую в ахрэм, как должно. Но строгость мусульманского закона в этих краях такова, что ни одна из женщин не пожелала сниматься. Взамен рой сестер, порхавших туда и сюда в развевающихся ахрэмах как духи, нарядил в ахрэм брата, приведшего нас, и мы сфотографировали его. Под конец нам удалось склонить хозяина дома продать один эрзинджанский ахрэм, и проект «Путь Марко Поло» присоединил к баньянскому ковру образчик бакрэма.

Потом мы сосредоточились на вопросе о «горячих банях и натуральных источниках, какие едва ли можно сыскать где-нибудь в другом месте». Относительно второй загадки, к сожалению, никто из наших друзей не сумел дать дельного совета, так как, несмотря на то, что горячие минеральные источники встречаются на западе Турции повсеместно, в районе Эрзинджана о них никто не слыхал. Некоторые специалисты по Поло полагают, что последний, по всей вероятности, перепутал Эрзинджан с Эрзурумом, который располагается несколько дальше по Великому Шелковому пути и который был известен своими горячими источниками и банями. Мы, пожалуй, согласились бы, если бы не отыскали доказательства точности описаний повествования Марко. Приняв это во внимание, мы решили проверить любые, самые неопределенные слухи относительно возможного существования горячих источников по дороге в Эрзурум, неподалеку от того места, где ранее был Эрзинджан.

Простившись со всеми нашими друзьями и помощниками в Эрзинджане, мы направили мотоциклы по Великому Шелковому пути. Примерно через восемь миль дорога пересекала заболоченную местность между двумя плоскими холмами. Обогнув бок первого холма, мы почувствовали тяжелый, характерный запах серы. Это было явно не случайное стечение обстоятельств, потому что там, где из земли поднимаются пары серы, мы вполне могли найти «горячие бани и натуральные источники, какие едва ли можно отыскать где-нибудь в другом месте». Остановив мотоциклы, мы отправились к болоту.

Когда мы начали прочесывать камыши, был уже поздний вечер, и вокруг нас тучами вилась мошкара, поднявшаяся из дневных убежищ в осоке. Земля была, как губка, везде сочилась и текла вода. Мы прыгали в высоких сапогах по дрожащих кочкам, и по мере того как продвигались в глубь болота, запах серы становился все сильнее. Время от времени мы наталкивались на подземный ключ, земля над которым провалилась, вокруг шипели пузырящиеся лужи. Мы опускали в воду руки и пробовали на вкус капли, стекавшие с наших пальцев. Вода была горькой и холодной.

Потом, совершенно неожиданно, мы натолкнулись на небольшую возвышенность, на которой стоял саманный хлев. Рядом с лачугой мы увидели странных обитателей этого болота — крестьянина и трех водных буйволов. Мы сказали ему: «Экши су» (горькая вода), и он кивнул, показывая, что воду из серных источников его животные пьют с неохотой. Мы спросили: «Сежак су?» (горячая вода), и, так как он непонимающе посмотрел на нас, мы повторили вопрос. Он медленно повернулся и поднял руку, показывая куда-то. Мы посмотрели туда, куда он показывал, и невдалеке на протянувшихся цепью холмах на фоне темного синего неба увидели силуэт разрушенного строения.