Тем более что шансы выросли. Миронов доложил, что карта теперь привязана к местности надежно, курс к Росрезерву проложен заранее, общий план складов имеется. Теперь все зависит от дороги. Полковник подумал, что с проблемой ориентирования на местности спецназ справился бы лучше, но они не знакомы с инженерной техникой, и поэтому решение Миронова отменять не стал. Путепрокладчик взревел мощным дизелем и принялся пробивать дорогу через поле засыпанных радиоактивной грязью обломков. Следом поползли БМП, и Брилёв сверился с показаниями дозиметра. Внутри боевой машины уровень радиации был ниже почти впятеро, и он впервые с момента гибели КП почувствовал себя увереннее. Полковник решился на несколько секунд расстегнуть скафандр и добраться до лежащего в форменном кармане обезболивающего. Без воды жевать горькую химическую дрянь было тяжело, очень хотелось пить, слюна выделялась слабо, и препарат долго не начинал действовать. Терпеть боль всегда было для него пыткой, и он успокаивал себя мыслями о том, что теперь осталось недолго.

До Росрезерва двадцать километров, превратившаяся в радиоактивное месиво окружающая местность оказалась путепрокладчику вполне по силам, колонна двигалась со скоростью порядка десяти километров в час. Итого на месте будем через два часа, до интоксикации останется еще два с половиной, запас есть. Склады подземные, вход в них придется раскапывать, но если в том районе все так же, как в этом, то долго рыть не придется. Ядерные взрывы размозжили все наземные постройки до состояния строительного мусора и разровняли его по земле неровным слоем. Для мощного путепрокладчика пара метров завалов не проблема. Склады Росрезерва – это стратегический объект, они размещены вне города в относительно безлюдной местности, высота обломков над ними не должна быть слишком большой. А вот во что теперь превратились города и мегаполисы, можно только предполагать. Но и так понятно, что спасательная операция в Москве отменяется, тут бы самим выжить. Впервые с момента гибели КП Брилёв подумал об оставшейся в столице семье и понял, что испытывает противоречивые чувства.

Отношения с женой давно уже были не сахар, за последние десять лет ее манера истерить по любому поводу и выносить ему мозг вообще без повода вымотала его сверх всяких границ. Если раньше, по молодости, он воспринимал это как неизбежное зло, с которым придется смириться, если хочешь иметь отношения с женщиной, то с тех пор прошло слишком много времени, и все это его бесконечно утомило. Можно было бы развестись, но это пагубно отражается на карьере. После штаба РВСН Брилёв метил в Генеральный Штаб, и чем безупречней была репутация, тем лучше. Сейчас, когда все полетело в ад, он с удовольствием забудет эту старую разжиревшую стерву, даже если окажется, что ее успели эвакуировать. Пусть сидит в московском бомбоубежище в полной уверенности, что овдовела. Спасти бы дочь… Дочь Брилёв любил, несмотря на унаследованную ею от матери истеричность и повышенную нервозность. Все-таки его плоть и кровь, и внешне она на него похожа, на детских фото и вовсе вылитый отец, особенно благородный каштановый цвет глаз. Остается надеяться, что дочери удалось спастись. Но шансы на это лучше не подсчитывать.

Внезапно начался сильный ветер, быстро переросший в настоящий ураган, и по броне путепрокладчика забарабанили камни. Миронов доложил, что видимость упала до ноля, и прекратил движение. Двадцать минут страдающие от жажды люди молча следили за истекающим сроком действия антирада, и нервозное состояние полковника снова усилилось. Он даже потребовал у Миронова оценки возможности продолжать движение сквозь ураган, но это оказалось невозможным. Из кабины не было видно ничего, кроме бушующего за бортом океана радиоактивной пыли вперемешку с золой и грунтом. Потом ураган закончился так же внезапно, как начался, и колонна продолжила движение. От постоянной тряски к ноющему локтю прибавилась головная боль, и полученная контузия напомнила о себе. Брилёв принял еще одну таблетку обезболивающего, но вместо облегчения получил лишь химическую горечь в пересохшей полости рта. Терпеть было невыносимо, и, чтобы отвлечься, он пробовал вести наблюдение за окружающей местностью через зрительные приборы десантного отделения. Но это не помогло никак, страдающая от болевых ощущений нервная система начала не выдерживать навалившихся на полковника мучений, и он решился вколоть себе противошоковый препарат. Оказалось, что в медицинском пенале его скафандра наркотическое обезболивающее отсутствует, и Брилёв вызвал на связь Миронова, собираясь остановить колонну. Противошоковое должно быть у спецназовцев, нужно вызвать сюда кого-нибудь из них.

– Капитан Миронов! – произнес в эфир Брилёв, с трудом сдерживая нервный тремор.

– На связи! – откликнулся инженер.

– Где мы находимся? Сколько еще до Росрезерва?

– Мы где-то в заданном районе, товарищ полковник! Вокруг бетонных и кирпичных обломков стало больше, чем древесных, и уровень радиации растет. Похоже, по складам нанесли удар.

– Конечно, нанесли, – полковник скривился от пульсирующей боли. – Это же стратегический объект. Но склады зарыты под землю, на поверхности была расположена только вспомогательная инфраструктура. Воздушный ядерный удар они выдержат. Ищите место входа согласно наложенной на карту местности схеме объекта. Абрек, ответь Брилёву. Абрек – Брилёву!

– Абрек на связи.

– Мне нужен противошоковый укол, – сквозь зубы выдавил полковник. – Что-нибудь осталось?

– Найдем. Капитан, останови колонну! Терек, давай к полковнику!

Путепрокладчик прекратил движение, и Брилёв нервно смотрел на десантный люк, ожидая появление спецназовца. Неожиданно в шипящим помехами эфире раздался прерывающийся голос:

– …кто меня слышит? Помогите! Это …зерв! Нас …лило обрушением! Мы на…ся в под…ных складах! Мы вас сл…шим! Пом…ите!

– Это со складов передают! – воскликнул Миронов. – Мы где-то над ними, раз связь цепляет!

Он принялся вызывать склады, ему ответили, и несколько минут инженеры выясняли обстановку. В десантное отделение путепрокладчика влез Терек, помог полковнику расстегнуть скафандр и вколол обезболивающее. Мучительная боль начала отступать, сознание немного помутнело и расслабилось. Брилёв вспомнил, что позывные двух других спецназовцев – Перс и Мангуст. Ни имен, ни фамилий бойцов он не знал, в тот день, когда ему передали их в качестве охраны, все четверо назвали звания и позывные, соблюдая установленный режим секретности. Теперь они считают, что обязаны ему жизнью. Удачно получилось, полезные люди…

Спустя несколько минут Миронов доложил результаты переговоров: по складам Росрезерва нанесли два удара с интервалом в десять часов. Один воздушный, второй контактный. Первый уничтожил все, что имелось на поверхности, второй частично разрушил сами склады. Непосредственно удар пришелся с краю, но этого хватило, чтобы порядка четверти складов сгорело в термоядерном огне, еще столько же раздавило обрушением. В силу большой территории объекта, вторая половина складов уцелела, но оказалась погребена под землей. Обрушение отрезало ее от первой половины, но не изолировало герметично. В уцелевшую часть объекта проникает радиоактивная пыль, фон растет с каждым днем, температура упала до плюс пяти, централизованные системы вышли из строя, нет ни освещения, ни отопления, ни связи. Из персонала выжило всего два десятка сотрудников, из которых треть получила радиоактивное поражение. Двое уже умерли, остальные при смерти. Кто-то из уцелевших сумел активировать аварийный радиопередатчик и с тех пор пытается звать на помощь.