– Какая расчудесная новогодняя сказочка, – засмеялся Виктор.

Только Балашов ничего не сказал. Он пытался уничтожить меня своим тяжелым взглядом, он забыл опустить пистолет. А перед маленьким черным отверстием кто угодно наговорит какие угодно глупости.

– Перед этим маленьким черным отверстием кто угодно наговорит какие угодно глупости! – сказала я специально для него и он опустил руку с оружием.

– А что, я согласен! – весело воскликнул Виктор. – Сколько ты говоришь, десять тысяч?

– Он не составлял никакого брачного контракта, – кисло сказала Кира. – Он всегда говорил, что мы будем жить долго и счастливо и умрем в один день.

– Черт с ним, с контрактом, – веселился Виктор. – Кроме понятия «брачный контракт» у таких публичных людей как мы есть еще понятие «репутация». Я перечислю на ваш счет деньги, если вы везде и всем – прессе, подружкам, бабушкам в метро будете рассказывать, что вы любовница Ба...

Балашов поднял руку с оружием и пальнул вверх, словно давая старт, замершим в ожидании спортсменам. Пуля ударила в потолок и отрикошетила в торт. Я мысленно поздравила себя, что сижу в кресле, и завизжала вместе с Кирой на одной ноте, в одном регистре так, будто всю жизнь репетировала с ней этот дуэт.

– Я дам тебе двадцать, – холодно сказал мне Балашов, когда мы замолчали, – если ты всем – прессе, подружкам, бабушкам в метро, будешь говорить, что знать меня не знаешь, никогда не была в этом доме и ничего этого не видела.

– Браво! – воскликнул Виктор. – Только у тебя столько нет.

– Что ты сказал?! – Балашов прицелился в него. – Что ты все время такое говоришь, подонок?

– Капец! – вдруг абсолютно пьяно воскликнула Кира. – Витя, зачем ты его все время дразнишь? Ну почему ты не заткнешься? Он перестреляет нас тут как куропаток! В конце концов, если тебе приспичило все ему выкладывать, уходите отсюда, дом большой, и это ваши мужские делишки. Он дает тебе оружие – бери, это лучше, чем ждать, куда он пальнет в следующий раз. Это лучше, чем...

Она прикончила Мартини и принялась за водку.

Балашов обмяк и тяжело опустился на стул. У него был вид температурного больного.

– Все это глупо. Все это бесконечно глупо, и я все время жду, когда проснусь. Но почему-то не просыпаюсь. Почему?! Это что – правда? Даже эта голая баба с бубенчиками, даже этот торт с дыркой посередине? Кира, разбуди меня!

Кто-то позвонил мне на мобильный, сказал, что ты... с Камхой уже полгода... А когда меня нет, когда я уезжаю из города, он даже приходит в мой дом. Моя охрана подкуплена, и прислуга подкуплена, все смеются надо мной за моею спиной. Разбуди меня, Кира!

Я отключил свой мобильный, но этот кто-то стал звонить на другой, а потом на рабочий. Я сдался. Я не то, чтобы поверил, я решил убедиться, что это неправда. Я купил билет в Париж, показал тебе, а ты даже не закатила истерику, что не беру тебя с собой, что на Новый год ты одна. Тогда я собрал чемодан, но никуда не поехал. Я вернулся в дом с одного входа, о котором кроме меня никто не знает, даже охрана. Никто не знал, что я здесь. Когда я вернулся, стол был уже накрыт, а под елкой стоял этот дурацкий торт. Я выключил свет, сел в кресло, и стал ждать. Стал ждать. И заснул, потому что, в общем, был спокоен. Я думал, сейчас вы вернетесь с Элей от мамы, включите свет, а тут – я. Новогодний сюрприз. Я никуда не уехал и в Новый год мы вместе, как всегда! Разбуди меня, Кира! Все это, – он почему-то показал на меня, – не может быть правдой!

Я испугалась, что он заплачет. Такой огромный и сильный мужик не должен плакать, пусть уж лучше стреляет. Но он просто потер огромным кулаком глаза и пробормотал:

– Разбуди меня, Кира!

– Не хочу, – вдруг отрезала Кира. – Не хочу. Все это правда, Ярик. Я давно сплю с твоим замом, у тебя уже нет твоей фирмы, нет твоих денег, и, кажется, этот дом уже тоже не твой. Только не пали больше в потолок. Даже хорошо, что так получилось, все равно ты узнал бы об этом. Вот только торт – не мой подарок. И это чудо в перьях, – она акриловым ногтем указала на меня, – я первый раз вижу. Наверное, это и правда чья-то неудачная шутка. Я не верю, что это твоя любовница. У такого теленка как ты не может быть любовницы, даже такой.

Я почувствовала, что вполне способна вцепиться ей в светлые, волнистые волосы, а заодно и расцарапать ее холеное, красивое лицо.

– Значит, я вас убью, – спокойно сказал Балашов, и мне не понравилось слово «вас».

– Эй! Ты обещал дать мне оружие, – напомнил Виктор.

– Раз обещал – дам. Стреляемся, как водится, на рассвете, – усмехнулся Балашов. – А пока ты мне расскажешь, что там с моими деньгами. Пошли в бильярдную, – он пистолетом указал Виктору на дверь.

– О господи! – вздохнул Виктор, словно был вынужден играть с расшалившимся ребенком. Он налил себе водки, залпом выпил и пошел за Балашовым.

– А я? – пискнула я из кресла.

– Вас я закрою, – сказал Балашов, – а там видно будет.

– Нет! – крикнула Кира, но было поздно – ключ повернулся в замке.

* * *

Кира уронила голову на руки и затряслась. Я думала она рыдает, но когда она подняла лицо, я увидела – Кира хохочет.

– Слушай, – смеясь сказала она, – если ты хотела уехать, то как ты собиралась идти к машине? В перьях? Где твоя одежда?

Ни я, ни Андрон, ни тетки на фабрике почему-то об этом не подумали. Мой пуховик остался на кондитерской фабрике.

– Я морж, – заявила я Кире. – Мне не фиг делать в минус тридцать раздетой добежать до машины. – Не могла же я захватить шубу в торт.

– Не могла, – согласилась Кира.

– А почему ты не веришь, что я любовница Балашова?

Кира опять засмеялась, красиво и звонко, так феи смеются в мультфильмах.

– Не верю, – помотала она головой. – В то, что морж – верю, в то, что любовница – нет, хотя мне это сейчас выгодно. Балашов тебе не по зубам. Он никому не по зубам, только мне.

Она порассматривала накрытый стол: он ломился от красивой посуды, а закуска выглядела как шикарная бутафория. Не верилось, что все эти розы из свежих помидоров и гигантский осетр с открытой пастью съедобны. По-моему, съестным здесь даже не пахло, только порохом.

– Будешь смеяться, – она длинными ногтями подцепила тонкий ломтик лимона и отправила его в рот, – но Балашов однолюб. Другие бабы его не волнуют. При этом, он далеко не импотент. – Она мерзко хихикнула. – Ярик старше меня на десять лет. Мы познакомились в самолете, у меня все время что-то заедало – я то не могла открыть столик, то не получалось откинуть кресло назад. Сзади просовывалась какая-то анонимная мужская лапа, и все за меня делала. Мне было очень весело, особенно, когда принесли обед, и лапа протянула мне свою порцию конфет, которые подавались к чаю. Я не оборачивалась, не говорила спасибо. Был такой кайф от этой анонимности. Даже когда самолет приземлился, и все пошли к выходу, я не стала смотреть кто обладатель этой лапы. Я вышла, не оборачиваясь. А когда получила багаж, все та же лапа схватила мой чемодан. И тогда я на него посмотрела. Дорого одетый медведь, и за деланной жесткостью – очень сентиментальный. Мне это подходило.