Аркадьевич.

– Да что тут делать? – пожала плечами я, – послать их на три буквы и работать дальше.

– Не получится послать, – покачал головой Иван Аркадьевич.

– Почему это? – не поняла я.

– Во-первых, они прислали мне копию, а еще одно такое же письмо они послали в горисполком. Ты понимаешь, что это значит?

Я обречённо кивнула. Сволочная Шурка подсиропила мне на всю жизнь. Если там дадут ход письму, то на моей карьере можно ставить крест.

– А во-вторых, они – твои родители, – грустно сказал Иван Аркадьевич. – И так поступать с родителями нельзя.

– Иван Аркадьевич! – взвилась я. – Да они сами…

– Знаешь, Лида, – перебил меня шеф, – какие бы они у тебя ни были, они у тебя есть. А вот у меня – никого не было. Даже таких. Понимаешь?

– Я-то понимаю! Но они взяли по два гектара сахарной свеклы, хозяйство огромное. И всё, чтобы помогать Лариске. Это сестра. Их родная дочь. А я должна теперь ездить и пахать на их гектарах, чтобы все было Лариске.

– Я тебя понимаю и сочувствую, – кивнул Иван Аркадьевич, – но ты должна сейчас сделать две вещи…

– Что?

– Попробовать помириться с родителями и уговорить мать забрать письмо из горисполкома.

– Она не пойдёт на это, – понурилась я.

– Тогда у тебя нет выхода, – нахмурился Иван Аркадьевич. – Разве что попробовать съездить в горисполком и тихо порешать вопросы.

– У меня там есть знакомый, – сказала я со вздохом. – Товарищ Быков.

– Это хорошо, – согласился шеф, – далеко не последняя фигура там. Попробуй попросить его помочь. Но имей в виду, он-то может и порвёт это письмо. Но нигде нет гарантии, что твои родители не начнут писать выше. И тогда и тебе, и нам, и ему будет совсем несладко.

И я пошла к «опиюсу».

Глава 8

Лев Юрьевич обрадовался мне, как родной, и от избытка радости засветился, словно новогодний фонарик:

– Заходи, Лидия! – по-свойски сказал он мне и радушно махнул рукой по направлению удобного диванчика рядом с чайным столиком.

У меня в кабинете тоже такой диванчик стоял – в наследство от Урсиновича достался. Фишка этого диванчика была в его обманчиво благодушной мягкости. Когда женщина в юбке туда садилась, то её задница моментально «уезжала» вниз, а коленки оказывались наверху. Если юбка была не ниже колена, то ноги оголялись почти полностью. Я у себя в кабинете, естественно, любоваться чужими коленками не собиралась, поэтому использовала этот диванчик как дополнительную «полку» для папок и бумаг. Посетителей же предпочитала усаживать на обычные стулья.

Поэтому на предложение я не повелась и примостилась на краешке неудобного стула, изобразив скромность и давая понять, что мой визит не затянется.

Но чёртов «опиюс» мой манёвр раскусил, насмешливо хмыкнул и устроился на стуле напротив:

– Ну, что расскажешь? – спросил он, напустив на себя серьёзный вид.

– Лев Юрьевич, у меня один вопрос.

– Валяй, – покровительственно разрешил тот и откинулся на спинку стула.

– Вы на меня письмо уже получили?

– Что за письмо?

– От моей матери…

– Не понял? – чуть нахмурился Быков.

– На работу уже пришло. Жалоба, – начала объяснять я, – но там копия, под копирку написано. А оригинал в горисполком ушел.

– А горисполком тут причём? – удивился «опиюс», – в партком обычно жалобы пишут…

– Могу лишь предположить, что мать хотела, чтобы наверняка.

– А что случилось? О чем там? В двух словах обскажи.

– Мать просит вернуть меня в лоно семьи и повлиять, чтобы я стала выполнять свой долг перед родителями, – кратко рассказала суть письма я.

– Никогда бы не подумал, что ты с родителями так себя ведешь, – покачал головой «опиюс», – Нехорошо это, не по-людски как-то.

– Вы меня поругать решили? – вспыхнула я, поднимаясь, – ладно, пойду тогда. Извините, что отвлекла от работы, Лев Юрьевич.

– Погоди ты! – поморщился Быков. – Не капризничай. Всё равно не пойму. Почему твоя мать жалуется? Ты когда последний раз у родителей была?

– Три дня назад, – подавила вздох я.

– И что там случилось? Почему она письмо написала?

– Да всё просто, – пояснила я, – у меня зарплата хорошая, квартира моя и Светкина, вот сестру и заело, и она мать настропалила. А матери тоже лишние рабочие руки нужны…

– Ну так и помогла бы, – не понял Быков.

– Да что им помогать? – удивилась я, – и мать, и отец на работу ходят, до пенсии еще далеко. Они в колхозе работают, зарплату нормальную получают. Плюс хозяйство, огород.

– Может, не справляются уже?

– Конечно не справляются, – подтвердила я и принялась перечислять, загибая пальцы, – две коровы, четыре козы, два кабанчика, о курах-гусях я даже не говорю. Кроме своего огорода еще один есть. Но этого мало и мать два гектара свеклы на поле взяла. Конечно им батраки нужны. Если бы больные были и на еду не хватало – я бы деньги регулярно давала, мне не жалко. Но вот это уже чересчур! А ведь у меня тоже семья есть, работа, да и отдохнуть хоть иногда на выходных хочется…

– А сестра помогает?

– Не очень, – помотала головой я, – да и муж у неё в запой ушел, вот мать и решила меня припахать.

– Всё ясно, – сказал Быков и нажал на кнопку коммутатора, – Мариночка, зайди ко мне.

Через миг на пороге материализовалась секретарша Мариночка – юное лучезарное создание с бараньими белокурыми кудряшками и такими же бараньими глазами небесно-василькового цвета. Я взглянула на нее, на то, как «опиюс» ей улыбнулся (по-отечески, конечно же, ага) и у меня словно гора с плеч – «демонической» Олечке тут уже ничего не светит.

– Марина Игоревна, – деланно строго сказал «опиюс».

Мариночка радостно зарделась и преданно захлопала ресницами.

– Посмотрите корреспонденцию за вчерашний день. Нужно найти письмо из деревни… эм… Как деревня называется? – перевел взгляд на меня Быков.

– Красный Маяк, – подсказала я.

– Деревня Красный Маяк, – повторил Быков.

Мариночка упорхнула, а Быков нахмурился:

– Очень плохо, Лидия, что твои родственники решили на тебя жалобы писать. Ты же понимаешь, что на моём месте мог быть совсем другой человек и непонятно как бы всё обернулось?

«Ну вот и торг пошел», – подумала я и мысленно усмехнулась.

– Лев Юрьевич! – Мариночка сладким лучиком ворвалась в мрачный зев кабинета, – а письма нету!

– Не пришло?

– Я проверила в журнале – было, – захлопала ресницами Мариночка, – но мы почту с утра разобрали и письмо передали…

– Куда? – подхватился Быков и Мариночка испуганно пискнула:

– В горком партии…

– Ипиегомать! – выругался Быков и стукнул кулаком по столу так, что хрустальная вазочка аж подпрыгнула и жалобно зазвенела.

– Но Лев Юрьевич… – запричитала Мариночка, – вы же сами сказали… да и почту разбирает Бэлла