Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ИСТЕЦ. У нас с ними было окончательное условие сделать гроб за 35 рублей.
ОТВЕТЧИК. Где мы рядились?
ИСТЕЦ. У вас в квартире, в передней.
ОТВЕТЧИК. Неправда, в зале, и кроме нас в ней никого не было.
ИСТЕЦ. Иначе-с. Я просил 50 рублей, Колосов — 40 рублей. Вы долго не решались, а господин Зуев сказал: «Угодно — 35 рублей». Я ответил: «Я делаю за эту цену». Господин Зуев добавил: «Он обмывал, дает три подушки на ордена — пускай за ним уж и останется».
СУДЬЯ (истцу). Вы к живым людям ходите гробы делать — это нехорошо, и вы оставьте это дело.
ОТВЕТЧИК. Я не понимаю, что это за люди? Один с головы мерку снимает, другой — с ног. Уж возле покойника они, кажется, готовы были разодраться.
ИСТЕЦ. Наше ремесло уж такое. Теперь ведь не холера, и всякий, известно, ищет работы. В холеру точно, что слава богу. А к ним меня швейцар пригласил.
ОТВЕТЧИК. Я заранее еще приказывал швейцару, чтоб не пускал. Но тот стакнулся с ними, и гробовщиков полная лестница набежала.
СУДЬЯ (истцу). Что же вы хотите?
ИСТЕЦ. Пускай заплатят мне 35 рублей за гроб с церемонией, а гроб возьмут себе.
СУДЬЯ. За какую же вы еще просите церемонию, когда вы ее не делали?
ИСТЕЦ. Это все равно, приготовился делать. Да они пришли отказать уже при огне.
ОТВЕТЧИК. В 4 часа пополудни.
СУДЬЯ (истцу). Вы — гробовой мастер, и гроб у вас все равно не потерян. Вам отказали вовремя. Зачем же вы гроб-то принесли к ним?
ИСТЕЦ. Мне держать было негде, место понадобилось. Мастеров нынче, слава богу, много, а гробы-то вообще и особливо дорогие не каждый день требуют. За что же я буду убыток терпеть?
СУДЬЯ. Гроб, положим, малинового бархата. Вы брали за него 35 рублей. А что он вам стоит?
ИСТЕЦ. 10 рублей.
СУДЬЯ. Вам обошелся в 10 рублей, а вы берете 35? Такие страшные барыши? Ведь это обман, за который вас следует судить.
ИСТЕЦ. Я ошибся, не 25, а 10 рублей остается за труд, за хлопоты.
СУДЬЯ. И 10 рублей наживать на 35 рублях слишком недобросовестно. Тем более что ваше ремесло должно цениться гораздо честнее всякого другого.
ИСТЕЦ. Без барыша и заниматься ремеслом нельзя.
СУДЬЯ (Алексееву). Григорьев ищет с вас убытков за то, что вы сделали гроб дешевле, и через это его гроб остался без надобности. Потом он же говорит, будто вы постоянно отбиваете у него работу.
АЛЕКСЕЕВ. Если бы я видел его гроб, охаял и через это его бы принудили взять его назад, а мой употребили бы в дело, тогда я точно поступил бы нехорошо. А я только дешевле взял за гроб. А это делать я вправе.
ОТВЕТЧИК. Дешевле берет, значит, ему выгодно. К тому же он этим еще добро делает другим. А то они, как коршуны на добычу, налетели к нам. С ним только поторговались, но отнюдь не окончательно уговорились. Да после этого ни в какой лавке приторговаться ни к чему нельзя, если все так будут поступать, как Григорьев.
СУДЬЯ (истцу). Вы сами вызвались обмыть покойного?
ИСТЕЦ. Да. Они еще сказали девушке: «Эмилия, подай воды».
СУДЬЯ (ответчику). Вы заплатили ему за обмывание?
ОТВЕТЧИК. За обмывание обычно платят 25 копеек. Но ему я уж даю рубль, чтобы только отстал. А то он вломился в дверь чуть свет и, когда ему говорили, чтобы нес назад гроб, он еще принахально выражался: «Я самих вас в него положу».
Судья постановил: в иске Григорьеву убытков с Алексеева отказать за бездоказательностью, а за обмывание тела покойного присуждается предложенный ответчиком рубль.
Ответчик достает рубль и кладет его на стол.
СУДЬЯ (истцу). Получите.
ИСТЕЦ. Пусть этот рубль идет на нищих, а мне мало рубля.
СУДЬЯ. Здесь нищих нет.
ИСТЕЦ. Ну, так в кружку.
СУДЬЯ. И кружки тоже нет. Так вы берете?
ИСТЕЦ. Нет, я недоволен этим решением.
СУДЬЯ (ответчику). Так возьмите назад рубль.
Ответчик берет деньги, и все выходят.
Чиновница и дворник
Чиновница, квартирующая в доме Поцелевича на Литейной улице, пожаловалась в 1866 году мировому судье на домового дворника, который наговорил ей в квартире дерзостей.
СУДЬЯ (дворнику). Знаешь, любезный, зачем я позвал тебя сюда?
ДВОРНИК. Нет.
Судья читает жалобу, где сказано, что дворник позволил себе выражения о личности госпожи N, «которые должны быть крайне оскорбительны для ее звания».
ДВОРНИК. Хе-хе! За этим-то? Ну, это еще ничего. Я было перепугался, потому мы…
СУДЬЯ. Какими словами ты обозвал госпожу N?
ДВОРНИК. А это, сударь, у них извольте спросить. Мне даже чудно все это слышать.
СУДЬЯ (чиновнице). Что он вам сказал?
ЧИНОВНИЦА Помилуйте, господин судья! Это такая обида, которая, к сожалению, при современной неразвитости нашего простонародья…
СУДЬЯ (перебивает). Современную неразвитость мы пока в стороне оставим. Факты требуются.
ЧИНОВНИЦА. Каждый факт получает то или другое значение, смотря с какой точки на него взглянешь.
СУДЬЯ. Я знаю. Так в чем же дело?
ЧИНОВНИЦА. Дело в том…
Один из присутствующих поспешно входит за барьер.
ПРИСУТСТВУЮЩИЙ (указывает на собравшихся зрителей). Дело в том, что я и мои товарищи, мы, как свидетели, как люди в настоящем процессе компетентные, мы просим дать возможность госпоже N полнее высказаться. Дело вовсе не безынтересное.
СУДЬЯ. Хорошо. Но я прошу вас отсюда выйти, потому что за решетку без позволения никто не имеет права входить.
ПРИСУТСТВУЮЩИЙ (кланяется и уходит). Пардон.
ЧИНОВНИЦА. Дело, вот видите, какого рода. Я и вы, господин судья, и вообще все образованные люди, положим, допускаем сближение сословий и классов народа в той мере, в какой это необходимо для успехов цивилизации нашей страны. Но вы согласитесь, когда из этого благого стремления вдруг делают источник зла, когда прямая буква закона и смысл его остаются без всякого уважения…
СУДЬЯ (перебивает). Извините меня. Если таким образом мы будем говорить с вами, мы до вечера не договоримся до дела. А у меня, вы знаете, не вы одни, надо другие дела разбирать. Поэтому я еще раз