И снова обращаюсь к «Адресам-календарям». И надо же — до 1904 года в них не указывались подробные адреса должностных лиц, потому что до 1904 года в Уфе не было нумерации домов, а в 1904 году, когда ее наконец ввели — в «Адрес-календаре» вместо Альбанова в должности инспектора народных училищ Белебеевского района числится уже некий коллежский секретарь С. А. Дворжецкий. А. П. Альбанов в этом году подал в отставку.

Но это не страшно: в связи с введением нумерации домов по решению городской думы была издана книга «Список улиц и домов владений г. Уфы». Она-то уж мне обязательно поможет.

Странно, фамилии А. П. Альбанова в ней не нахожу. Есть Альбанов, но другой — Михаил Васильевич, чиновник, проживающий на углу Маминской и Водопроводной.

В чем же дело? Что касается «Адреса-календаря», то все понятно, туда включали только должностных лиц, а Алексей Петрович ушел в отставку. Но почему его фамилии нет в списке домовладений? Статский советник, пусть даже отставной, — заметная фигура в тогдашней Уфе.

Неужели, подав в отставку, он уехал из Уфы? Скорее всего, ведь у него было два сына, и ни одного из них ни в те годы, ни позже нет в списках уфимской гимназии. Впрочем, Алексей Петрович мог определить их в частные гимназии, в духовную семинарию или реальное училище. Старший сын, Николай, родился в 1891 году, и не мог же он до 1904 года, то есть до предполагаемого отъезда отца из Уфы, болтаться неучем.

Интересно, кем они стали, сыновья Алексея Петровича? Вот они-то многое могли рассказать, они-то уж обязательно знали о судьбе своего двоюродного брата. Священниками — по семейной традиции? Или отец, как и племянника, хотел видеть их инженерами? Кем они стали во время революции, в гражданскую войну? В 1917 одному из них было двадцать шесть, другому — двадцать три года.

В фондах Музея Арктики и Антарктики, откуда мне коротко сообщили, что «музей не располагает сведениями о личной жизни В. И. Альбанова», среди немногочисленных документов В. И. Альбанова хранятся две особенно интересующие меня фотографии: «В. И. Альбанов в возрасте восьми лет с сестрой», «Альбанов-гимназист с сестрой». Значит, у него была сестра. Но тогда где воспитывалась она? У других родственников, или вместе с братом приехала в Уфу? Была она старше брата или моложе? Мне, к сожалению, пока не удалось побывать в Музее Арктики и Антарктики, и я не видел этих фотографий.

Как попали они в музей, как, впрочем, и все другие документы Альбанова: книжка для внесения сведений о службе на морских судах в судоводительских званиях, книжка члена Всероссийского союза моряков и речников торгового флота, другие фотографии? Кто-то же передал их туда. Но кто? Кто случайно оказался рядом в день его смерти? Сослуживцы, родственники? Александр Конрад?

Вот кто мог бы, наверное, рассказать о нем больше чем кто-либо. Но Александр Конрад умер в 1940 году. Говорят, что в Музей Арктики и Антарктики как-то заходила его дочь; но мне из музея так и не ответили: есть ли в нем ее адрес.

Человек, помоги себе сам!

И снова он передо мной — смутный и уплывающий образ: то гимназист, тихий, застенчивый, хотя, скорее всего, он не был ни тихим, ни застенчивым, то такой, каким видим его на фотографии последних лет.

Стараюсь быть беспристрастным. И все думаю о том, что было бы со «Святой Анной» и ее экипажем, если бы он не ушел с нее. Имел ли он моральное право уходить с нее? Не стал ли этот уход для «Святой Анны» той трагической гранью между жизнью и смертью, после которой оставшиеся на ней пали духом, лишившись единственного реального руководителя, способного вывести их из критического положения. Может быть, «Святая Анна», подобно «Фраму», рано или поздно сама освободилась бы изо льдов?

Нет.

Стараюсь быть беспристрастным. И опять думаю об этом. И опять — все-таки нет. Альбанов из-за ссоры с Брусиловым уже давно не имел на судне не только решающего, но даже совещательного голоса, тем более что экспедиция была финансирована дядей Брусилова, и Альбанов служил в ней лишь по найму.

Да, может быть, все изменилось бы в дальнейшем, в какую-то критическую ситуацию, — это не исключено, — экипаж полностью мог бы встать на сторону Альбанова, но тогда все равно было бы уже поздно. Единственный шанс на спасение — единственная находящаяся в относительной близости суша — Земля Франца-Иосифа к тому времени уже давно осталась бы позади, а «Святой Анне» все равно никогда уже не было суждено самостоятельно вырваться изо льдов. Это Альбанов знал твердо, и, как показало время, он был прав. Ее, несомненно, рано или поздно раздавило бы льдами, ее корпус не был специально сконструирован для полярных путешествий, расчитанных на встречную подвижку льдов, как, например, корпус того же «Фрама». Это во-первых.

А во-вторых, если «Фрам» придрейфовал к омывающему западные берега Шпицбергена и проникающему дальше на север теплому течению в самое благоприятное время года— в июле, то «Святой Анне», если бы ее миновала судьба быть раздавленной, предстояло там быть только в ноябре-декабре, когда кромка льдов находится гораздо южнее. Возможность освобождения ее ото льдов откладывалась бы до лета 1915 года у берегов Гренландии, в местах, даже летом далеко не благоприятных для судоходства.

Альбанов это знал, тем не менее не хотел отбирать у верящих в такое спасение надежды на счастливый случай и своим уходом с судна увеличивал их шансы на этот случай. Кроме того, что оставшимся хватало продовольствия еще на полгода, у них появлялась дополнительная надежда, что ушедшие на землю рано или поздно сообщат там о них, и к ним придет помощь.

Сам же он, увеличивая их шансы на счастливую случайность, в отличие от Брусилова и многих других, предпочитал жить не отвлеченной надеждой, которая была, по его мнению, ничем иным как трусостью, боязнью заглянуть з будущее, а реальной возможностью. А реальной возможностью в их положении было лишь одно — надеяться только на самого себя. Человек, помоги себе сам — был его жестокий, без иллюзий лозунг. Это в наши дни в Арктике, когда всесильными стали радиосвязь, авиация и ледокольный флот, почти всегда можно надеяться на помощь, а тогда?.. Тогда можно было надеяться только на самого себя. Только на себя — и больше ни на кого! «Спасение утопающих — дело рук самих утопающих», — горький юмор афоризма Ильфа и Петрова применительно к этому случаю нужно читать без