Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Читай, сасквайр.
Здоровяк Руперт под взглядом горгульи на фут убавил росту. Тихо, но твердо прочел:
— Злодей взял красивую леди в плен. Рыцарь прискакал на коне, чтобы спасти. А еще у него был сасквайр. Они сшиблись, злодей убил рыцаря. Но потом сасквайр победил злодея и полюбил леди. Все, миссис Гейл, больше нету.
Горгулья помедлила, теребя трость, будто думала, как лучше унизить здоровяка.
— Сам скажи: ты хорошо написал?
— Не знаю, миссис Гейл…
— Дубина! Повторяю вопрос: ты написал хорошо?!
Он собрал волю в кулак:
— Так точно, миссис Гейл.
— Почему хорошо?
— Злодея убили. Сасквайр сделал подвиг. Его посвятят в рыцари. Хорошо.
Горгулья состроила нечто, похожее на улыбку. Ее верхняя губа была рассечена, в изломе рта виднелась щербатая дыра.
— Ступай на место, сасквайр Руперт. Что-то ты сможешь.
Он зашагал, надуваясь от гордости. Никто другой не заслужил ничего, более похожего на похвалу.
— Салли, теперь твое.
Она удивилась: уже? Мой листок был внизу, отчего же так быстро?
Но размышлять не приходилось, Салли вышла к доске, взяла бумагу из рук миссис Гейл. Горгулья носила черные перчатки.
— Ты написала очень много. Почему?
— Она тут до вечера торчала, гы-гы-гы! — заржал Руперт, окрыленный похвалой. Горгулья жестко рубанула:
— Знай свое место! Я с ней говорю.
Салли затрепетала. От нее ожидался ответ — но какой? Что сказать, чтобы не в грязь лицом?
— Я написала много, потому…
— Почему?
— У меня хорошая фантазия, миссис Гейл…
— Громче, не мямли!
— У меня хорошая фантазия!
— Уверена в этом?
Салли помнила, что сказал Руперт: «Так точно, миссис». Его похвалили, вывод ясен: надо быть уверенной в себе. Но он же чурбан с пустой головой! Он уверен потому, что не имеет мозгов! А я не могу так, откуда мне знать точно…
— Не знаю, миссис Гейл…
Горгулья скривила уродливые губы:
— Ты трусиха, Салли?
Вот в этом она была уверена. Так точно, трусиха, абсолютная правда. Но слишком стыдно сказать.
— Не знаю, миссис Гейл…
— Зато я знаю. Мне жаль тебя… Ладно, читай.
И тут у Салли поплыло перед глазами, а к горлу подкатил комок. Вчера она думала… планировала… собиралась… Боги, как же нелепо! Что она только вообразила — что сможет при всех прочесть свое признание? И никто не засмеет, не покрутит пальцем у виска, горгулья не втопчет ее чувства в грязь?! Салли сглотнула, облизала губы, утерла нос рукавом… Попыталась начать, выдавила первое слово…
Задохнулась и вернула листок училке.
— Я не могу…
— Громче!
— Я не могу, миссис Гейл.
— Значит, ты написала дерьмо.
Она залилась слезами.
— Это неправда! Я хорошо придумала!..
— Может быть, — сказала горгулья, — я-то не знаю. Раз ты сама побоялась читать, значит, сказка — дрянь.
Скомкала лист и швырнула в урну. Бедная Салли проковыляла к себе.
Горгулья вызвала Эмму:
— Ты исправила, что хотела?
— Да, миссис Гейл. Поменяла Агату на Людмилу.
— Зачем?
— Вы же сказали…
— Я сказала: измени что хочешь. Ты хочешь писать про людмиловцев?
— Нет, миссис Гейл, про агатовцев…
Горгулья тяжело вздохнула:
— Какая безнадега!.. Ладно, плевать. Признаю свое поражение. Начинаем новую тему: причастный оборот.
Опираясь на трость, она подошла к доске. Брезгливо взяла мел черными бархатными пальцами, стала писать примеры.
Пол Иголка повернулся к Салли и протянул руку через проход:
— Не унывай, пожалуйста. Ты точно хорошо написала, просто горгулья — она такая…
Все запело в душе девушки. Прекрасный голос, светлые ясные глаза…
— Пол, у тебя все хорошо, ты выздоровел?
— Так я и не болел! Просто…
Бах — трость горгульи ударила в пол. Они утихли и стали молча смотреть друг на друга. Душа Салли переполнилась теплом. Все вылетело из головы: строки сочинения, жалость к себе самой, обида на училку. Ни один чертов пример частного оборота, или как он там зовется, Салли не переписала в тетрадь. Остаток урока она только смотрела на Пола, а под конец даже рискнула коснуться его пальцев.
Была суббота — короткий день. Горгулья отпустила всех еще до полудня, веселые дети помчали по домам.
— Хочешь, проведу тебя? — спросил Пол. — Ну, два квартала, пока нам по пути…
— Угу! Угу!..
Счастливей девушки, чем Салли в этот миг, не нашлось бы в целом городе.
Она ушла вместе с Полом Иголкой, размышляя над единственным вопросом: можно ли держать его за руку? То есть, он же меня провожает — значит, можно. Но это так дерзко и откровенно! Не лучше ли заложить руку за спину?..
А на парте Салли, всеми забытый, остался листок из тетради. «Леди гнила в темнице» — так начинался текст, а оканчивался другим почерком: «нашел чудище и атрубил клык».
* * *
Чего не любила Салли, так это воскресений. Как честный человек, отец считал долгом посещать церковь. Но служба-то начиналась при утренней песне, а он не всегда просыпался даже к дневной. Каждое воскресенье Салли приходилось будить отца, с великим трудом вытаскивать из постели, приводить в угодный богам вид и выпихивать из дома. Он же все это время либо бранился, либо жаловался на боли и обещал помереть. Только на подходе к церкви папенька совсем пробуждался и начинал учтиво кланяться знакомым горожанам. В течение службы Салли могла отдохнуть, но потом наступали новые труды.
В городе жила дюжина ветеранов, знакомых с отцом. Не все они были обласканы женской заботой. У одного жена криворукая, у второго слепая, третий свою прогнал со зла, четвертый вовсе ходил бобылем. Салли подрабатывала, починяя для них одежду. После богослужения отец собирал заказы:
— Что у тебя, Фрэнк? Все рваное в мешочек собрал — благодарствую. Салли, прими у Фрэнка… Джонни, брат, да у тебя на спине дыра! Снимай, снимай, дочура исправит… Барни, ты принес? Ах, неловко с портками в церковь? Это да, брат, не по-божески. Салли, зайди к нему домой, возьми штаны…
Платили гроши, но и то — помощь в хозяйстве. Беда, что платили не всегда деньгами. Иные — например, этот Фрэнк с мешочком — выставляли отцу бутылку косухи. Вместе ее приговаривали под слезливые солдатские песни, пока Салли в своей коморке штопала рванье.
Однако нынешнее воскресенье согрел приятный слушок. То бишь, Салли сперва не поняла, приятный ли, просто уловила, как люди судачат про Несущую Мир и реформу школ, и какую-то стандарту. Пол вчера тоже говорил об этом, потому Салли заинтересовалась и стала расспрашивать людей.
По счастью, Фрэнк, отцовский собутыльник, оказался в курсе дела. Он был знатоком имперских новостей,