Среди цветов, возле высокой мраморной стены, находилась статуя мужчины, стоящего рядом с прекрасной молодой женщиной с длинными вьющимися волосами. Ее голова была наклонена набок, глаза опущены. Руки мужчины лежали на ее плечах и бедрах. Скульптор вложил в эти руки столько силы, что казалось, будто мужчина собирается повернуть женщину к себе и обнять. Ее юное хрупкое тело выражало сопротивление и невинность. В то же время, и в этой женщине чувствовалась страсть. Ее глаз не было видно, а губы, казалось, жадно хватали воздух. Сам конфликт заключался не столько в действиях мужчины, сколько в ней самой.

— Посмотри на лицо мужчины, — сказала Аррия, — Сколько в нем желания и разочарования. Она как будто движется, правда? — Аррия зачарованно смотрела на скульптуру.

Удивленный тем, что в коллекции Антигона оказалось что–то, достойное внимания, Марк стоял и бесстрастно изучал скульптуру. Оценка Аррии была точной. Это произведение было достойно высокой оценки. Однако он понимал — что бы он сейчас ни сказал, об этом узнает Антигон, и это лишь будет способствовать повышению цены, если скульптуру собираются выставить на продажу. Оглядев четкие, совершенные линии белого мрамора, Марк с подчеркнутым равнодушием произнес:

— Да, это получше, чем все остальные его скульптуры.

— Да у тебя что, глаз нет, Марк?

— Я просто думаю, что за эту скульптуру он получит больше прибыли, чем за весь тот мусор, который он продает, — сказал Марк. Если бы это произведение стояло у него в саду, он, возможно, отозвался бы о нем по–другому, но теперь его совершенно не волновало мастерство скульпторов, создающих каменных богов и богинь для украшения садов богатых римлян.

— Мусор! Это же произведение искусства, и ты это прекрасно знаешь.

— Я видел десятки других точно таких же скульптур в половине садов знатных горожан.

— Только не такую.

Да, Марк должен был признаться в том, что она права. Женщина выглядела такой живой, что ему показалось, — она вздрогнет едва он прикоснется к ней.

Аррия скривила губы.

— Антигон сказал, что мужчина рядом с ней был изваян ради приличия.

Марк громко рассмеялся.

— С каких это пор Антигон стал так заботиться о благопристойности или о приличии?

— В такой ответственный момент своей политической карьеры он не хочет обижать традиционалистов, — сказала Аррия. — Тебе она нравится, не так ли? Я могу судить об этом по скрытому блеску твоих глаз. У тебя есть какие–нибудь статуи Антигона?

— Вряд ли. Его мастера следуют традиционным взглядам, а тучные женщины никогда не были в моем вкусе.

— А у Антигона нигде и нет тучных женщин, Марк. Они пышные. Уж тебе ли не понимать эту разницу, — она подняла на него глаза. — Вот Фанния действительно тучная.

Эта маленькая Аррия тоже услышала о его кратковременном романе с женой сенатора. Ему не понравилось выражение ее глаз.

— Чрезвычайно объемная — вот лучшее определение для нее, Аррия. И гораздо более точное.

Ее темные глаза блеснули в темноте.

— Она похожа на перекормленную свинью!

— Аррия, дорогая моя, очень жаль, что ты веришь всему, что вокруг говорят.

Щеки у Аррии покраснели.

— Слухи, как правило, просто так не возникают.

— Тебя не удивляет, что ты знаешь обо мне гораздо больше, чем я сам о себе?

— Не смейся надо мной, Марк. Я знаю, что это правда. Фанния была здесь и всем хвасталась.

— О, боги, — сказал он, теряя терпение. — И что ты сделала? Устроила ей допрос в присутствии Патроба? — Марк уже знал, что именно в такие моменты женщины способны на самые непредсказуемые шаги.

— Патроб так был увлечен гусиной печенью, что ничего вокруг себя не слышал.

— Он не обращал внимания на Фаннию. Вот в чем ее проблема.

— И это одна из причин того, почему она уступила твоим домогательствам. Так ведь? Не сомневаюсь, что ты мне сейчас скажешь, будто встретился с ней в садах Юлия только из жалости к ее незавидному положению.

— Не кричи так громко! — Марк не испытывал никаких желаний по отношению к Фаннии. Она сама подошла к нему во время зрелищ. Только после этого он встретился с ней в саду и провел с ней длинный и страстный день.

— Она свинья.

Марк оскалил зубы.

— А ты, моя дорогая Аррия, зануда.

Удивленная такой неожиданной реакцией, Аррия на мгновение застыла, после чего попыталась ударить его. Марк без труда схватил ее за руки и засмеялся, глядя, как она теряет терпение.

— Я зануда, да? — на глазах у нее выступили слезы, отчего она стала выглядеть еще более злой. — А ты неверная собака!

— Ну-у, радость моя, ты ведь мне тоже не всегда была верна. Тот гладиатор, например. Помнишь? Ты тогда мне так ничего и не сказала.

— Я хотела, чтобы ты меня приревновал!

Ей было приятно осознавать, что при упоминании каких–либо подробностей ее встречи с тем гладиатором Марк приходил в ярость. Он отпустил ее, испытав отвращение от ее выходки и своей вспыльчивости.

Аррия закусила губу и с минуту смотрела на него.

— Что с нами происходит, Марк? Ведь было время, когда ты не мог жить без меня. — А теперь она не могла жить без него.

Марк хотел было сказать правду, но потом решил, что будет лучше поиграть на ее тщеславии.

— Ты как богиня Диана. Ты обожаешь охоту. Вот и поймала меня когда–то.

Она поняла, что он пытается ее успокоить.

— Но тебя больше нет со мной, Марк, разве не так? — тихо сказала она, чувствуя острую боль потери. Глаза ее наполнились слезами. Она не пыталась их сдерживать. Может быть, эти слезы смягчат его, как это было с другими. — Я думала, что значу для тебя что–то.

— Это действительно так, — сказал он, обняв ее. Затем он приподнял ее подбородок и поцеловал. Она отвернулась, и он почувствовал ее трепет. Он повернул ее лицо к себе и снова поцеловал, чувствуя, что она уже не так сильно сопротивляется.

— Я всегда восхищался тобой, Аррия. Твоей красотой, твоей страстью, твоим духом свободы. Ты хочешь радоваться жизни, и эта радость должна быть именно такой. Ты хочешь испытать все. И я тоже.

— Марк, ты единственный мужчина, которого я люблю.

Он засмеялся. Он просто не мог сдержать смеха.

Аррия вырвалась из его объятий и уставилась на него, при этом ее слезы моментально просохли.

— Как ты можешь смеяться, когда я говорю, что люблю тебя?

— Потому что ты так мило и сладко лжешь. Как же быстро ты забыла Аристобула, Сосипатра, Хузу и еще кое–кого? Даже бедного Фада. Я думаю, ты просто хотела посмотреть, сможешь ли обставить его на том гладиаторе, на которого он ставил. Тогда многие делали ставки. Когда ты, наконец, победила, заставив его влюбиться в тебя, многие теряли едва ли не состояния.