— Гладиолусы вот сюда, — говорила она, — к блюдам с тыквенными цветками, начиненными мускатным орехом, и курицей с фенхелем. Розы сюда, рядом с лепешками с розовыми лепестками.

Все это было так сложно, так замысловато, весь этот изощренный план, призванный внушить гостям чувства, которых они могли бы не испытать. Подобные затеи были совершенно не в духе миссис Мэттисон. Однако Клер провела большую часть вечера понедельника, по телефону обсуждая с ней меню. Сидни нашла предлог появиться на кухне и слышала, как Клер у себя в кладовой говорила что-то вроде: «Если вы хотите продемонстрировать любовь, тогда розы» и «Корица и мускатный орех символизируют благополучие».

Закончив давать Джоанне указания относительно расстановки несъедобных цветов, Клер двинулась обратно в дом, но остановилась, когда поняла, что Сидни осталась стоять на месте.

— Тебе нехорошо? — спросила она сестру.

Сидни обернулась на голос.

— Красиво тут, правда? — спросила она таким тоном, как будто это была ее заслуга, как будто вся эта красота принадлежала ей. Впрочем, так оно и было, пусть и недолго.

— Тут очень... — Клер на миг заколебалась, — продуманно. Идем, у нас еще много дел.

Несколько часов спустя, когда они были на кухне, Сидни сказала:

— Я поняла, что ты имела в виду, когда сказала, что здесь все очень продуманно. Зачем нужно раскладывать все на подносах по часовой стрелке? На обеде у любителей ботаники мы ничего такого не делали.

— Тамошних дам заботила только еда, а не то, что она значит.

— И что же все это значит? — полюбопытствовала Сидни.

— Что они хотят, чтобы все увидели, как они безумно влюблены друг в друга и баснословно богаты.

— Дурь какая, все и так давным-давно это знают. У мистера и миссис Мэттисон что, какие-то проблемы? Я помню их такими счастливыми.

— Я не интересуюсь мотивами. Я просто даю людям то, чего они хотят. Ты готова? — спросила Клер и с двумя подносами двинулась к выходу из кухни.

Сестры расставили закуски еще до прибытия гостей, но Джоанна только что сообщила, что нужно заменить опустевшие подносы полными.

Сидни было интересно, узнает ли она кого-нибудь из гостей. Она силилась разобрать голоса, а время от времени замирала и вытягивала шею, когда до нее доносился чей-то смех, пытаясь вспомнить, не слышала ли она его раньше. Интересно, Хантер-Джон тоже в числе приглашенных? И не все ли ей равно?

— Готова, готова, — заверила она сестру и взяла поднос.

Светские рауты всегда завораживали Эмму, как будто она была маленькой девочкой, игравшей в бал в своем придуманном мире. Ее мать всегда была такой же. «Что нам Уэверли с их магией, — говорила Ариэль маленькой Эмме, когда та восхищенными глазами смотрела, как мать перед очередным приемом примеряет одно платье за другим. — У нас есть кое-что получше. У нас есть фантазия».

Эмма стояла у стойки бара, потому что там сидел Хантер-Джон, оттуда как на ладони было видно всех собравшихся. Она любила приемы, но никогда еще не чувствовала себя так, как сегодня, когда все собравшиеся наперебой говорили ей комплименты или отпускали завистливые замечания. Это было восхитительно.

Ариэль подошла к дочери и поцеловала ее в щеку.

— Дорогая, ты выглядишь бесподобно. Этот оттенок красного изумительно тебе идет. Просто изумительно.

— Это была замечательная идея, мама. Спасибо тебе. Кто готовил угощение? Все в восторге от еды. Конечно, не в таком, как от моего платья, но все-таки.

Ариэль подмигнула и развернула Эмму лицом к двери, ведущей из патио в дом.

— А это, золотко, мой главный тебе подарок сегодня.

— Что ты имеешь в виду?

— Подожди немного. Увидишь.

Эмма ничего не поняла, но в предвкушении рассмеялась.

— Мама, что ты затеяла? Ты что-то мне купила?

— В каком-то смысле, — загадочно ответила Ариэль.

— Что это, мама? Расскажи мне, расскажи!

Пронзительные нотки в голосе жены заставили Хантера-Джона оторваться от разговора с одним из друзей.

— В чем дело, Эмма?

Та схватила мужа за руку и потянула его к себе.

— Мама купила мне какой-то подарок и не признается, что это.

— А вот и он.

Ариэль указала куда-то бокалом с шампанским, который держала в руке.

— Что там? — возбужденно спросила Эмма. — Где?

Ее взгляд упал на двух женщин с подносами, выходивших из дома. Это, очевидно, были официантки. Она уже готова была отвести глаза в сторону в поисках настоящего подарка, как вдруг поняла, что одна из женщин ей знакома.

— Это что, Клер Уэверли? Ты наняла ее обслуживать мой прием? — Тут до нее вдруг дошло, что задумала ее мать, и ее взгляд переметнулся на вторую женщину, рядом с Клер. — О господи.

— Это что, Сидни Уэверли? — спросил Хантер-Джон.

Он сбросил руку Эммы со своей руки и ушел, оставив ее стоять столбом. Взял и ушел, зашагал к Сидни, как будто бычок на веревочке.

— Что ты наделала, мама? — набросилась Эмма на мать.

Ариэль склонилась к ней и прошипела:

— Не стой как дура, а подойди к ней. Чтобы все на нее смотрели. Пусть все ее старые друзья смотрят на нее.

— У меня в голове не укладывается, что ты это устроила.

— Она вернулась, и ты должна взять ситуацию в свои руки. Покажи ей, что ей здесь не место, что у нее нет никаких шансов вернуть себе то, что у нее было. И продемонстрируй своему мужу, что ты лучше ее. Что ты всегда была лучше. Ты — королева бала, а она всего лишь обслуга. А теперь иди.

Эти несколько шагов показались Эмме самыми длинными в ее жизни. Хантер-Джон уже приблизился к Сидни и во все глаза смотрел, как она расставляет на столе полные подносы. Она не поднимала глаз. Притворялась, будто не знает, что он здесь? Робела? Она похудела и повзрослела, но лицо у нее все так же светилось изнутри, а волосы были искусно подстрижены. У нее всегда были самые роскошные волосы. Ей никогда не приходилось красить и завивать их, как это делала сама Эмма с тех пор, как ей исполнилось двенадцать.

Эмма почти подошла к мужу, когда он наконец спросил севшим голосом:

— Это ты, Сидни?

И тут произошло несколько событий разом. Сидни молниеносно вскинула голову и впилась глазами в лицо Хантера-Джона. Элиза Бофорт, стоявшая у соседнего столика, круто обернулась. А Клер оторвалась от своего занятия и устремила на них пронзительный учительский взгляд своих темных глаз.

— Я всегда это говорила, Эмма, — произнесла Элиза, неторопливо приближаясь к ней. — Ты даешь самые лучшие приемы. Керри, поди сюда, — повысила она голос. — Ты должна это видеть.