Для Хэрриота разъяренная толпа была, как ни странно, знакомой проблемой, испытанной опасностью. Он уже пережил нечто похожее и теперь испытывал душевный подъем оттого, что снова готовился сыграть ведущую роль. Тогда в Вапинге, в один октябрьский вечер, вскоре после создания речной полиции к ней приблизилась армия полудиких ирландских разносчиков угля, которых возмутило, что новый орган препятствует их мелкому воровству на Темзе. Кое-кого из их товарищей арестовали и допрашивали, и теперь остальные требовали, чтобы задержанных отпустили. Толпа атаковала дверь помещения, затем, вырыв из мостовой булыжники, разбила окна. «Я был единственным в участке человеком, кто нюхал порох среди накала страстей», – вспоминал в мемуарах Хэрриот. Бунт ширился, и казалось, участок будет захвачен. Один из городских купцов оставил свой пост и спрятался на чердаке. Другие, к возмущению Хэрриота, «благоразумно погрузились в лодку и уплыли по реке». Хэрриот тем временем дал приказ зарядить оружие. Это действие и приказ прицелиться «наэлектризовало меня, словно я помолодел». Толпе велели разойтись. Хэрриоту оказалось достаточно застрелить одного бунтовщика, чтобы остальные разбежались. Пусть убийцы Марров и Уильямсонов приходят на Олд-Грейвел-лейн, вооруженные саблями, молотами и стамесками, Хэрриот знал бы, как с ними обойтись, и не упустил бы своего шанса. Но к сожалению, это расследование требовало более тонких методов, и Хэрриот, несмотря на свой опыт, энтузиазм и мужество, оказался не более эффективным, чем магистраты из Вапинга и Уайтчепела, личности куда менее яркие.

Не сохранилось документов, свидетельствующих, как проходило обсуждение за закрытыми ставнями полицейского участка. Скорее всего записей тогда вообще не велось. Хэрриот не был чинушей и не цеплялся за канцелярщину. То совещание было первым и последним подобного рода, на этом координация кончилась. Приходы разошлись по домам и продолжали направлять в министерство внутренних дел каждый свои отчеты.

Хэрриот пишет кратко, как полагается человеку действия. Ему принадлежала честь собрать совещание по поводу новых зверских убийств, «на котором магистраты одобрили совместные эффективные меры, пути сотрудничества и общие действия». Но он ни словом не намекает, что это были за меры. Его уверенности в себе, благодаря которой он после убийства Марров потерял благоразумие и проявил излишнее рвение, несколько поубавилось. Теперь он производил впечатление рассерженного, разочарованного пожилого человека, который пытается найти решение чужих проблем, да и то лишь потому, что это дает возможность проверить собственные силы, и который стыдливо начинает сознавать, что проблемы эти ему не по зубам.

Власти Уайтчепела до этого времени занимались расследованием меньше других, хотя после убийства Марров, как и остальные приходы, также искали подозреваемых. Собранное Хэрриотом совещание как будто вывело их из апатии. Видимо, они испугались (и не без основания) вынужденной отставки, если бы министр внутренних дел убедился в их совершенной бездеятельности. «С глубоким сожалением мы вынуждены констатировать, – писали они, – что прошлым вечером в таверне «Королевский герб» на Нью-Грейвел-лейн произошло ужасное убийство… Предпринимаются все усилия, чтобы обнаружить преступников, совершивших это страшное дело». Нет свидетельств того, чтобы магистраты Уайтчепела тогда или в другое время предприняли какие-либо действия и, выйдя с совещания Хэрриота, не потеряли к расследованию всякий интерес.

Хотя, разумеется, дело прежде всего касалось приходов Шэдуэлла, поскольку в этом районе проживали все жертвы убийств. По крайней мере министр внутренних дел мог надеяться на энтузиазм властей. Письма из Уайтчепела и из речной полиции поступили в министерство в течение пятницы, однако день клонился к закату, а из Шэдуэлла новостей не поступало. Райдер отправил с курьером запрос и узнал, в чем крылась причина молчания. Вернувшись с совещания у Хэрриота, магистраты приступили к допросу подозреваемого – некоего энергичного ирландца по имени Сильвестр Дрисколл, которому не посчастливилось снимать комнату неподалеку от таверны «Королевский герб» на Нью-Грейвел-лейн. Во время ареста при нем оказалось большое количество спиртного, хотя он утверждал, что «это только капля из того, что он обычно запасает перед праздниками: галлон бренди, за который он заплатил тринадцать с половиной шиллингов, кварту виски и еще некоторое количество британского бренди на пробу». Обыскивая его комнату, полицейский обнаружил еще сырые после недавней стирки белые полотняные штаны с явными следами крови. Дрисколл возражал, утверждая, что штаны испачканы краской, но «господин врач» установил, что пятна на ткани – кровь. Тогда арестованный заявил, что в той же комнате, которую он снимал, проживала еще молочница, и эти штаны лежали под ее кроватью. Миссис Дрисколл подтвердила его алиби, но магистраты не склонны были верить ни первой, ни второй версии. Решили, что ирландец предстанет перед судом. Покончив с этим важным делом, Кэппер переключил внимание на запрос министра внутренних дел. И к концу дня отправил с гонцом ответ. Почерк выдает усталость и волнение писавшего. К концу кажется, что слова выводила рука старого больного человека:

«Шэдуэлл, 20 декабря 1811 года

Сэр!

В ответ на ваше письмо позвольте сообщить обстоятельства убийства, которое произошло прошлым вечером в таверне под названием “Королевский герб”, что на Нью-Грейвел-лейн, хозяином которой являлся некто Джон Уильямсон. В одиннадцать часов сторож, чья будка стоит прямо напротив таверны, вышел, чтобы совершить обход. В тот момент в округе было все спокойно. Через десять минут он вернулся и увидел мужчину, снимавшего комнату в этом доме, который спускался из окна с высоты двух пролетов лестницы, цепляясь за две связанные простыни. Он-то и сообщил, что вся семья убита. Дверь немедленно взломали и обнаружили в пивном зале мертвых Кэтрин (sic) Уильямсон и ее служанку Бриджет Хэррингтон. Им перерезали горло и т.п. Мужчину нашли в подвале в том же состоянии.

Есть все основания предполагать, что этот зверский акт совершили те же преступники, которые убили семью Марров. Обстоятельства во многом подтверждают эту догадку. У дома видели схожего по описанию человека. Как и в случае с Маррами, преступники убегали через задний двор, где был найден след подбитой гвоздями обуви. Надеюсь, что мы располагаем некоторыми уликами, хотя не могу говорить об этом с уверенностью. Но мы вам сообщим всю полученную информацию. Прошу прощения за неточности – пишу в большом волнении.

Ваш покорный слуга

Роберт Кэппер».

«Надеюсь, что мы располагаем некоторыми уликами». Кэппер уж слишком осторожничает. Налицо имелись по крайней мере пять улик: новый измазанный кровью ломик (или это очередная плотницкая стамеска?); факт пропажи часов Уильямсона; описание внешности некоего Кэчпоула; описание Тернером внешности человека, который, по его утверждению, склонялся над миссис Уильямсон; след на глинистом склоне напротив заднего окна с запачканным кровью подоконником; описание Андерсоном внешности мужчины, который, по его словам, слонялся вечером у таверны «Королевский герб».

И это еще не все. В пятницу «Таймс» сообщала:

«Мистер Генри Джонсон, ответственное лицо из прихода Святого Павла и Шэдуэлла, а также две горожанки дали под присягой показания, что в тот момент, когда поднялась тревога в связи с убийством Уильямсонов, они видели, как по улице в сторону Рэтклифф-хайуэй бежали двое мужчин. Один из них как будто хромал и не мог угнаться за другим. Он словно выбился из сил – то ли от бега, то ли от большого физического напряжения. Хромой был ниже товарища. А тот, что был выше, его подгонял. “Ну, давай же, Махони (или Хьюи). Давай же!” или что-то в этом роде. Они удалились в сторону Блугейт-Филдс».