«Это же надо найти свою половинку на краю света», – размышляла она. И молилась тайком, чтобы их чувства не остыли, как случилось у них с Иваном.

Валерия Александровна отогрелась душевно от переживаний последних лет. Конечно, в условиях Колымы слово «отогрелась» неприемлемо. Она сама где-то слышала то ли стон, то ли песню заключённых:

Она тихо радовалась ровному, спокойному укладу жизни в семье Евгения и своим по-настоящему родственным отношениям с Татьяной. Хотя проблем на работе Евгения было выше крыши.

Узнав о прорыве блокады Ленинграда в январе 1944 года, Валерия Александровна засобиралась на материк.

Но уехать ей удалось не скоро.

До Владивостока она с детьми добралась на пароходе «Русь»[28].

В одном из писем к Евгению уже по прибытии в город Буй, где служил отец её внуков Виктор Волков, она писала: «…Пароходом мы ехали в кошмарных условиях, но всё же доехали до Владивостока живыми и невредимыми – дети стойко переносили все трудности – окружение было очень неприятно, просто противное, и мне, сжав зубы, надо было терпеть…»

На пароходе «Русь» в это же самое время отправлялся во Владивосток, а затем в Москву инженер-капитан 2-го ранга Григорий Рывкин. Он отплывал после выполнения правительственного задания, связанного со взрывом парохода «Выборг» в порту Магадана. Его «Воспоминания» представила мне его дочь Ирина Кормилицына.

Ещё при посадке на пароход Рывкин обратил внимание на женщину с двумя малолетними детьми. «Отважная женщина!» – подумал Рывкин. Он перебрался в каюту люкс и попросил капитана, чтобы женщине с детьми доставляли еду из кают-компании. А женщине, после знакомства, посоветовал запереться и не выходить из каюты, а для проветривания использовать иллюминатор.

Инженер-капитан 2-го ранга Г. Рывкин оказался на Колыме в соответствии с правительственной шифрограммой для организации работ по подъёму парохода Дальстроя «Выборг». В своих «Воспоминаниях»… он писал:

«Однажды меня срочно вызвали к адмиралу, который приказал немедленно выехать на его машине на аэродром, где меня ждал самолёт морской авиации типа «Каталина», чтобы доставить в Совгавань. С какой целью, адмирал и сам не знал. Это был приказ из Москвы. Самолёт уже ждал меня на взлётной полосе. Лётчик выразил недовольство моим поздним прибытием, потому что садиться в своём самолёте он может только в светлое время суток. Меня впихнули в самолёт, и мы полетели. Я был единственным пассажиром на единственном сиденье – месте стрелка. Зачем меня доставлять в Совгавань, лётчик тоже не знал. Погода была ясная. Подо мной сначала был виден весь Сахалин от Тихого океана до Татарского пролива, густо покрытый лесами, затем водные просторы широкого здесь Татарского пролива. Самолёт сел на военном аэродроме Совгавани, когда уже начало темнеть. Я выяснил у лётчика, где находится штаб и казарма, и, не зная, что мне делать дальше, пошёл к казарме, рассчитывая отдохнуть. Нашёл свободный лежак, но уснуть не смог.

В Южно-Сахалинске поесть я не успел и теперь был очень голоден. В полутьме добрался до штаба части, нашёл дежурного, дозвонился от него до дежурного по штабу военно-морской базы. Представился, доложил, что доставлен в Совгавань по какому-то указанию из Москвы и не знаю, что мне делать дальше. Дежурный был не в курсе и перезвонил мне через час. Сообщил, что меня должны были переправить в Магадан, а больше он в открытом телефонном разговоре сказать не может. Надо было ждать утра. Мне удалось дозвониться до дежурного аварийно-спасательной службы военно-морской базы. Повезло. Дежурил знакомый мне по службе инженер-капитан 3-го ранга Горбатов. Узнав, что мне некуда деться, я очень голоден, он предупредил, что угостить может только сухарями, и прислал за мной катер. От него я узнал о произошедшей в Магадане трагедии: в порту недалеко от причала взорвалось грузовое судно «Выборг» с толуолом. Эксплуатация порта затруднена. Есть шифрограмма правительства:

– «Аварийно-спасательной службе ВМФ в кратчайший срок поднять пароход и убрать его от причала,

– Дальстрою МВД обеспечить эти работы всем необходимым (плавсредствами, транспортом, рабочими и материалами),

– ответственным за организацию работ АСС назначить находящегося в командировке на Дальнем Востоке инженер-капитана 2-го ранга Г.И. Рывкина,

– ответственным за обеспечение работ со стороны Дальстроя назначить командование Дальстроя МВД (генерал Никитов[29]),

– о ходе работ докладывать в Москву».

Утром вылететь в Магадан я не смог – было воскресенье, а специального указания лететь в выходной лётчики не имели. На второй день авиаторы с укором говорили мне, что, как моряк, я должен знать, что понедельник – день тяжёлый и дальние рейсы по такой тяжёлой трассе нежелательные. Вылетел я только во вторник, прибыл в тот же день в Магадан. Управление Дальстроя МВД размещалось в здании, размеры и массивность которого напоминали здание правительства СССР в Москве. Добившись пропуска к заместителю начальника Дальстроя по транспорту, я шёл к нему по длинному коридору, устланному ковровой дорожкой, пока сопровождающий офицер не открыл мне двери в кабинет высокого начальства в звании генерал-майора войск МВД. Я представился и доложил о готовности приступить к работе со следующего дня. Однако генерал разговаривать со мной отказался, сославшись на более срочные дела, и отдал указание о предоставлении мне места в гостинице. Я стал напоминать ему о правительственной шифрограмме, о нашей общей обязанности докладывать командованию о ходе развёртывания работ. Он уже более резко заявил, что Дальстрой имеет много правительственных заданий и сейчас есть более срочные дела. Я спросил о возможности доложить командованию ВМФ о задержке начала работ. На это он ответил, что никакие доклады без разрешения Дальстроя невозможны, предупредил об отсутствии на Магадане любой другой власти, кроме МВД, и в заключение добавил, что лица, не подчиняющиеся Дальстрою на его территории, могут кончить плохо, потому что другой земной власти здесь нет.

После этой угрозы мне ничего не оставалось делать, как идти в гостиницу и там обдумать создавшееся положение. В гостинице для приезжих, которая больше соответствовала названию «общежитие», я разместился в комнате на пять коек, где моим единственным соседом оказался инженер-геолог, ожидавший предоставления квартиры. Он рассказал мне о порядках в Магадане. Вся власть в городе принадлежит Дальстрою МВД. Нет ни одной организации в городе (почта, телеграф, магазины, все службы управления), которая бы не принадлежала Дальстрою. Основная деятельность Дальстроя связана с добычей золота и других ценных руд, а также с управлением лагерями политических и уголовных заключённых. На территории города расположены лагеря-распределители для вновь прибывших заключённых, разрешение на выезд которых на материк не даётся по несколько лет. Управленческий состав и все специалисты в городе – приезжие, живут здесь ради больших окладов и льгот. Начальник Дальстроя генерал Никитов по вопросам добычи золота и стратегических материалов докладывает лично Сталину, по вопросам содержания заключённых – Берии. По улице, где живёт Никитов и другие высокопоставленные чины Дальстроя, ездить машинам и ходить жителям запрещено. На других улицах обстановка небезопасная. Бывшие заключённые уголовники имеют свои организации, возглавляемые паханами, соблюдают свои воровские законы. Бывают случаи беспричинных убийств человека ножом. Например, если проиграл его в карты. В итоге нашей беседы сосед посоветовал мне не торопиться и выждать время, прежде чем опять напоминать о себе в Дальстрое, поскольку ни почта, ни телеграф ничего не пропустят без разрешения Дальстроя. Тем не менее я сделал попытку отправить телеграмму в Москву или Владивосток через воинские части, размещённые недалеко от Магадана, и через корабли. Попытка оказалась безуспешной. Всюду был контроль Дальстроя. После этого я ещё несколько дней провёл в общежитии, не выходя по совету соседа в город, играя с ним шахматы.