что Максимовна вздрагивает и робко улыбается. Она и инженер жмутся к стене.

Зоя правой рукой тянет за собой «веревочку». Плохо приходится парню, ставшему замыкающим. Что только не вытворяет Зоя! Свивает «веревочку» кольцами в одну и развивает в другую, а то пойдет волнами, то ступеньками. И все ее выкруты повторяют вслед идущие. Последний парень мотается, как конец длинного кнута, когда им хлопает пастух, равняющий стадо.

— Под воротца!

Пошли «под воротца». Сама в себя продевается вся цепочка. Разошлась Зоя, и командовать ей не надо. Музыка как заведенная.

— Ой, лешак! — смеется Максимовна.

— Крестами! — кричит Матвей.

Цепочка распадается на четыре шеренги. Тут уж в центре не Зоя, а парни: сила нужна. Сцепились четыре парня левыми локтями, правыми удерживают каждый свою шеренгу, и несется, крутится общий крест, догоняет шеренга шеренгу, мелькают платья, рубашки, и если смотреть сверху, то танцующие — как пестрая четырехлопастная вертушка под ветром. Скорость такая, что крайние девчонки подпрыгивают и летят по воздуху.

— Парами! — командует Матвей. Вытирает лоб локтем…

— Однообразно, — говорит инженер-строитель. Его и Максимовну танцующие прижали к стене.

— Матвей, змейку, — просит Зоя.

Пошла последняя фигура «Кружилихи» — «змейка». Та же «веревочка», только еще быстрее. Закручивает Зоя «змейку» в спираль, а из центра, раскручивая, выбегает на улицу, выводя остальных.

— Ох, умру! — кричат разгоряченные девчонки. Парни заскакивают на секунду обратно, хватают с лавок пиджаки и там, на улице, под влажными акациями кутают в пиджаки девичьи плечи, прижимают к своим бьющимся сердцам девичьи руки. Тихо. Максимовна разбрызгивает с веника на пол воду. Матвей мокрый, руки трясутся, закуривает.

— Матвей, — говорит Максимовна, — а ну, дай ему аккордеон. Бери, — говорит она инженеру, — покажи. То-то кричишь под руку.

— Бери, — улыбается Матвей. — А чего кричал, я не слышал? А если умеешь, что не подменил. Я — вишь как — хоть выжимай. — И, остывая, смеется: — И не по порядку выкрикивал я, и на ходу выдумывал. Но Зоя тут же!

— Зоя молодец! — подтверждает инженер. Вытирает носовым платком клавиатуру. — Понимает в одно касание. Надо бы, знаешь чего, Матвей?

— Чего?

— На каждое колено разный ритм, — и поворачивается к Максимовне. — Музыка однообразна. Вы, видимо, подумали, что я о пляске. Пляска выше похвал.

Инженер примерил аккордеон, убавил длинные для него заплечные ремни. Максимовна тряхнула связкой ключей. Вышли.

— Ну, — сказал инженер, — что тебе сыграть?

— Что умеешь, — ответил Матвей, — чему учился.

Инженер постучал по костяшкам клавишей, будто их пересчитывал, взял аккорд. Но, видно, поторопился, не дождался мига, когда внутренний мотив переходит в звук, аккорд получился резким, неприятным.

Матвей подумал, что, может быть, он мешает инженеру, хлопнул инженера по плечу: ничего, мол, не сразу, и пошагал догонять остальных.

Он пошел, а инженер заиграл. Играл он что-то как будто бы знакомое, но к его музыке, как к огоньку, не потянулись: очень уж она отличалась от Матвеевой.

Матвей догнал ребят. Зоя спросила:

— Чего ж без аккордеона? Попели б.

— Инженеру отдал. Слышь, играет? — Матвей послушал. — Хорошо.

— А я думала, радио, — удивилась Зоя. — Пойдем?

— Он же не для песен, — ответил Матвей.

— Дело хозяйское! — норовисто сказала Зоя и пошла к инженеру.

Но играть для Зон инженер отказался.

— Если я даже играю лучше Матвея, это не значит, что я играю лучше Иванова-Крамского. Самодеятельные потуги смешны, когда существует высокое искусство в готовом виде. Но не уходите, Зоя.

Он сбегал в дом, где стоял на постое, и вернулся без аккордеона. В руках он держал маленький поблескивающий ящик. Они прошли тихой улицей. Зоя надеялась увидеть Матвея и все оглядывалась. Она злилась на него, что он так легко оставил ее одну. Считать же виновной себя она не собиралась.

Дальше окраины Зоя не пошла. Сели на скамью возле дома с заколоченными ставнями.

— Хотите покажу фокус? — игриво спросил инженер.

— Разрешаю, — кокетливо сказала Зоя и отодвинулась.

Инженер отошел и возился со своим ящичком. Сказал насмешливо:

— Что ж не говоришь: знаем мы ваши фокусы?

— Не знаем, так узнаем, — ответила Зоя.

Как-то непривычно было пройти с незнакомым человеком по улице, по которой столько хожено-перехожено с Матвеем.

Матвеева музыка раздалась вдруг. Странно и почему-то неприятно в тишине стоящей ночи послышалась «Кружилиха». Зоя вздрогнула, инженер засмеялся.

— Вот и весь фокус. — Он приглушил магнитофон. — Слышишь? Эти повторы, что-то языческое, первобытное. Музыка без ингредиентов пляски — то есть лишенная зрелища, понимаешь? — в очищенном виде не действует. Я расщепил пляску на составные части. Вот звуковое оформление, ведь тощища!

Он прибавил громкость. Слышно стало, как шаркают плясуны. По-прежнему (туда-сюда, туда-сюда) дергался звук аккордеона.

— Не надо, — сказала Зоя. — Убери.

Инженер выключил магнитофон.

— Увы, примитив, — сказал он. — Сейчас самодеятельность официальна, а официальность предполагает профессионализм. Я удивился, увидев здесь последних из могикан. Я понимаю, интересно, когда пляшет знакомый, но когда это изо дня в день! Нельзя же в самом деле замерзнуть на уровне цоколя, когда готова крыша. Ты не сердись, но уж больно бездумно вы скачете.

— Ты на завклуба учился?

— Я строитель. Тоже, кстати, искусство. Оригинальная комбинация готовых блоков выдается за творчество. Но это же не значит, что жизнь кончилась. Нет мира под оливами. — Он сбился. — То есть он есть. Я к тому, что цивилизация высвобождает нас для простых земных радостей.

— Ты эту пленку сожги, — сказала Зоя. — Не нравится тебе, ну и на здоровье. Чего ради подслушивал-то? Чем охаивать, сам показал бы.

— Попробую.

— А то тоже! Чем в городе-то лучше? Я видела на танцплощадке, так тьфу!

— Другая крайность. Здесь примитив, там вырождение. Истина посередине… Тебе не холодно?

Ночь и вправду свежела. По ногам тянуло влажной прохладой.

— Мне жарко.

— Хм, — сказал инженер. — Зовись ваше село Валдаем, я б заметил, что оно более податливыми крестьянками не славится. А уж если про пляску, так пусть она существует для тебя. Ты танцуешь действительно творчески. Все прочие — копиисты.

Зоя загадала: если не встретит сейчас Матвея, то назло ему попросит инженера включить магнитофон около его дома.

— Пойдем.

Она встала так решительно, что инженер, которому казалось, что Зоя внимательна к его словам, удивился и пошел за ней.

— Вот рыцарям хорошо было, — говорил он на ходу. — Знай бросай перчатки да дерись за даму сердца. Ни о зарплате, ни о типовых проектах, ни о чем не заботься.

Зоя шла торопливо, и он подумал, что она уходит. Но еще более он удивился, когда в центре села Зоя попросила включить на полную мощность музыку «Кружилихи» и стала хохотать.

Матвей своей музыки не слышал: он был в мастерских, куда уходил обычно в плохом настроении. А те, что слышали магнитофон,