Мужчина встрепенулся и что-то записал мелким почерком себе в ежедневник.

— А веки? Как быть с рубцами там? Их-то я не смогу накрасить, — не унимался в своих переживаниях мужчина.

— Ну, во-первых, консилер вам поможет и на веках, и под глазами. Он ляжет тонким слоем и не будет заметен окружающим. Во-вторых, вам помогут очки, кстати, не обязательно темные. Самые обычные. Они нужны просто для отвлечения внимания от глаз, — продолжала я раскрывать для него лайфхаки послеоперационного камуфляжа.

— Ок, все понял, спасибо, — сухо и по-деловому поблагодарил меня мой серьезный пациент.

Через месяц после комплексного омоложения, включающего блефаропластику, лифтинг бровей, глубокий SMAS-лифтинг лица и шеи, он вышел на работу, вооружившись всеми моими советами. На очередном осмотре я поинтересовалась, как ему далось первое появление в офисе, поскольку его лицо было сильно деформировано возрастом и работа мной была проведена масштабная.

— Ничего, нормально, — бодро ответил он. — Все молчат, вопросов не задают, боятся, наверно, но рассматривают с интересом, — и рассмеялся.

Мне была понятна его уверенность в собственной неотразимости: благодаря операции он скинул лет 20, и теперь его не беспокоили ни рубцы, ни мнение окружающих.

А еще через три месяца он спросил разрешения давать мой телефон своим сотрудницам, желающим омолодиться. По-моему, это определенно успех альянса пластической хирургии и психотерапии, хоть и доморощенной в моем исполнении.

Кстати, забыла отметить, что в раннем послеоперационном периоде все мужчины-пациенты ведут себя достойно: не хнычут, не жалуются на боль и наросший отек, терпеливо переносят тугие повязки и компрессионное белье. Тут они просто молодцы!

Новым трендом в эстетической мужской хирургии стала такая телоконтурирующая операция, как скульптурирующая липосакция — удаление избыточного отложения подкожной жировой клетчатки через небольшие проколы в коже. В ходе этой операции возможно создание спортивных контуров торса: имитация кубиков на животе, «прорисовка» центральной линии на линии косых мышц, подчеркивание широчайших мышц спины и мышечного рельефа на руках. Мне, как человеку ценящему плотность пресса и естественную красоту мужской спины и рук, смешно видеть жировые кубики, или, как мы ласково их называем, жирубики, на животе у явно неспортивного представителя сильного пола. Поэтому я таким не занимаюсь.

Я признаю только обычную липосакцию, помогающую удалить избытки подкожной жировой клетчатки в области жировых ловушек на талии и передней стенке живота. Это, кстати, физически очень непростая для хирурга операция. Представьте, что вы три или четыре часа без остановки пилите дрова. Причем ткани у мужчин гораздо плотнее, чем у женщин, поэтому с меня сходит семь потов за такую операцию, потом болят руки, плечи и спина. У меня даже есть свой массажист, который возвращает мои руки к жизни после каждого такого липосакционного марафона.

От этого особенно удивляет и расстраивает, когда я вижу на прикроватной тумбочке у пациента, не удовлетворенного диетическим питанием нашей клиники, доставленные из ресторана хинкали, чебуреки и хаш. В первые сутки после операции! Уверена, если бы он добился такой подтянутой фигуры, убиваясь в зале полгода, то более тщательно бы следил за диетой, а поскольку с ним произошло «чудо пластической хирургии», это так не ценится. Женщины тоже этим грешат, только они хомячат шоколадные конфеты килограммами.

Повторные пациенты

Следующей и крайне непростой категорией являются пациенты, которые уже перенесли пластическую операцию и не получили желаемого результата, или у них возникло осложнение, требующее повторного хирургического вмешательства. Тут мы выделяем две принципиально разные группы: пациенты самого доктора и пациенты других хирургов.

Не иметь осложнений — значит, не оперировать вовсе. Если у меня самой возникает подобная ситуация, я стараюсь максимально тесно держать контакт с пациентом в период реабилитации. Потом, по прошествии достаточного количества времени, сама предлагаю проведение коррекции, причем делаю это по минимальной цене. Если вдруг я затрудняюсь с ведением пациента или требуется мнение коллег, мы, как и положено в медицине, собираем консилиум: одна голова хорошо, а пять лучше. Как правило, повторная операция решает все вопросы, и у меня не возникает конфликтных ситуаций. Другое дело — пациенты других докторов. Такие люди периодически появляются у меня на приеме, и они в подавляющем большинстве уже вошли в конфликтное пике со своим лечащим врачом. Уставшие от длительного реабилитационного периода, со слезами смотрящие на себя в зеркало, обошедшие уже не один десяток хирургов, они сидят передо мной и ждут, что я скажу им что-то ободряющее и вселяющее надежду.

Оговорюсь сразу, что первый вопрос, который я задаю пациенту: «Что вы от меня хотите?» И если я слышу в ответ: «Оцените выраженность деформации», «Определите стоимость корригирующего лечения», «Дайте заключение по результату операции» и тому подобные разжигающие конфликт между пациентом и хирургом фразы, я понимаю, что пациентка вышла на тропу войны. Мне она отводит роль третейского судьи, а мои слова и заключения планирует использовать в боевых действиях. У меня нет никакого желания поддерживать конфликт, я за мирное решение любой проблемы, поэтому всегда отвечаю: «Я готова помочь решить вашу проблему в операционной, но не согласна участвовать в судебных разборках». Для меня крайне важно, чтобы пациентка подошла к нашей операции без груза негатива и по возможности расслабленная психологически, не ожидая осложнений, с позитивным мышлением.

Сложность работы с повторной пациенткой заключается в том, что она однажды потеряла доверие к хирургу, возник страх перед операцией, что уже есть негативный опыт. Это недоверие сковывает и ее, и меня. Оно заставляет действовать с оглядкой на то, как она воспримет грядущие изменения, как будет переносить более сложный восстановительный период.

Также у меня есть четкое понимание, что мой результат, скорее всего, не будет идеальным, потому что ткани уже изменены рубцами, если вообще этих тканей достаточно. Я опускаю даже подробности хирургического этапа, думаю, вам очевидно, что исправлять всегда сложнее, чем сделать хорошо с первого раза.

Но основной подвох кроется в том, что этого не понимает пациентка. Даже если нам предстоит пересадка кожи из-за уха на нижнее веко с целью коррекции его выворота, пациентка уверена, что веко станет нормальным, как словно я просто выполнила ей первичную блефаропластику. Она, конечно, прослушает мои объяснения про «заплатку» кожи на веке, про длительное восстановление, про необходимость шлифовки рубцов в послеоперационном периоде, но в душе она надеется на чудо. К сожалению, чудес не бывает. И после повторной операции мы почти всегда получаем напряженную, недовольную и настороженную к полученному результату пациентку, работа с которой крайне сложна. Если в штате клиники есть психолог, это спасение, но если нет, тогда психологическая поддержка целиком ложится на плечи хирурга.

В моей практике была пациентка, которой пластический хирург буквально отрезал нижние веки. Почти все. Просто взял и иссек всю кожу нижнего века. Пришил к ресницам кожу щеки. Конечно, он сделал это не специально, а в попытке убрать побольше морщин, на которые жаловалась ему пациентка перед операцией. Но факт остается фактом — женщина несколько лет жила с «короткими» нижними веками. Сейчас, наверно, каждая пациентка, идущая на блефаропластику, знает о таком осложнении и боится «круглого глаза», «короткого века» и «выворота». Тогда, лет 10 назад, пациенты были менее осведомленные.