– Вот, проходи, здесь нет дворецкого, открывать можешь сама, щётку на улице не оставляй, мало ли что, поставь здесь, в коридоре.

– А что, мало ли что? – подозрительно поинтересовалась Янка.

– Ну, вдруг твои друзья увидят, что ты здесь, и… – Марк подбирал слова, – и позавидуют тебе, ну да, конечно, позавидуют. Сюда, на лестницу, вверх, осторожно, ступеньки. Вот. – Марк открыл низенькую дверцу. – Заходи.

В комнатке у стены стояла одинокая кровать. И всё. Больше никакой мебели.

– Ты будешь здесь спать, – широко улыбаясь, объявил Марк.

* * *

– А над кроватью такая штука, – рассказывала Янка на следующий день, – проволочная сеточка, её на бутылки с шампанским нацепляют, чтобы пробка не стрельнула. И он мне говорит: надень это на голову. А я ему: себе надень, торшером будешь. Он руками замахал: это, говорит, обязательно, это входит в условия, чтобы сны не распадались, а конденсировались.

– Чего? Сны? Распадались? И что ещё, конде?..

Машка сидела на диване, закутавшись в простыню, с полотенцем на мокрых волосах и красными глазами. Утром горячая вода пошла со слабым напором, и ей пришлось лазить в трубы. Её дорогу от ванной комнаты до домика Янки можно было проследить по каплям на паркете. И Янке ещё пришлось уговаривать её раздеться и повесить всё сушиться, Машка минут пять упрямо повторяла, что она так посидит, на ней быстрее высохнет.

– Конденсировались. Сны. Он, понимаете, построил такую сон-комнату. Я в ней засыпаю, а они с королевой всё, что мне снится, видят, как…

Янка хотела сказать «как по телевизору», но телевизора в этой квартире не было, также как компьютера, и что это такое, феи не знали.

– Видят, как будто в окно заглядывают, – продолжила Янка. – Сны из головы попадают на эти проволочки, – Янка показала, как попадают, – что-то там с ними происходит, а у королевы с Марком на головах такие же штуки. И они видят мои сны.

– Им своих, что ли, мало? – пробурчал Фёдор.

Он опять что-то грыз. И он был не только мокрый, как Машка, но ещё и липкий. И его Янка не смогла уговорить переодеться. Похоже, он стеснялся. А липким он стал от того, что в холодильнике пролился сок. Не сам пролился, а когда Фёдор сливал сок из пакета, испытывая новый способ, с помощью трубочки для коктейлей и насоса для воздушных шариков-колбасок. Получилось даже слишком хорошо.

– А! – Янка махнула рукой. – Ей мои сны нужны. Они, понимаете, решили, что я сюда попала, потому что мне что-то приснилось. Потому что я заснула там, а проснулась здесь. А я не помню ничего. Вообще не помню, что мне снилось. Может быть, мне ничего не снилось, – нахмурилась она.

– А королеве-то зачем твои сны смотреть?

Степан был занят тем, что любовался своей шляпой, которую украсило новое воробьиное перо. Перо ему передали контрабандой из подъезда. Оказывается, пока Янка маялась во дворце, Степан залетал к ней в домик, плодотворно пошептался с Демьяном, и теперь налаживал тайные связи с феями-изгнанниками. Перо передали на пробу, проверить маршрут. Планы у Степана были куда весомее птичьего пёрышка.

– А они, наверное, боятся, что я им не расскажу. Или забуду. Мы же не все сны запоминаем, только те, что под утро сняться. Или совру. А что они хотят делать, когда сон увидят, я не знаю, Марк не говорил. Чаю хотите? – Фёдор поднял руку. – Ну вот, а я ему говорю, как я с этой штукой на голове усну? – Янка рассказывала, наливая чай. – А он нервничает, ты, говорит, даже не попробовала, и сразу отказываешься от сотрудничества. А я ему, какое сотрудничество, я всю жизнь спала на подушке, я не могу спать на проволоке. Сам попробуй. Он в голове почесал, и давай подушку пихать внутрь сетки. Запихнул, я попробовала, у меня голова еле пролезла, и проволока в нос упирается, когда там внутри подушка. Он давай проволоку отгибать. А сил не хватает. Он вспотел уже. Тут заходит королева, она оказывается, всё время за дверью подслушивала, представляете? Злая, корона набекрень, давай ему помогать, она держит, он тянет. На меня орут, суй голову и спи. А я им, ваше превосходительство, где вы видели, чтобы кто-то засыпал от ора? Они такие сразу, спокойной ночи, Яночка, не будем тебе мешать. Ну, я легла. Лежу-лежу, заснуть не могу. После такого цирка, я как вспомню, смеяться начинаю. Да и рано ещё спать. И вообще, я ещё не ужинала. Раз, дверь открывается, Марк спрашивает, почему не спишь. Я говорю, не могу заснуть, есть хочу. У него рожа перекосилась, убежал. Приходит с подносом, там напёрсток молока и крошки от печенья. Вот, говорит, молоко на ночь очень полезно для здорового сна. Ну, я посидела, молоко выпила, в дверь стучу. Он сразу же заскакивает, злой, ясно, что за дверью торчал. Орёт: что ещё? Я говорю, спасибо, заберите посуду, и я на ночь хочу в одно место. Он: в какое ещё место? Да в туалет, говорю, если вы не понимаете. Повёл в туалет, а там занавеска в коридоре, сразу, как из этой комнаты выходишь. Смотрю, из-под занавески юбка королевская торчит, она, значит, спряталась, её величество. Представляете?

Феи слушали, раскрыв рты. Фёдор так и сидел с чашкой в руке, не донеся до рта.

– Ну вот, я вернулась, легла, а заснуть опять не могу. Как представлю, что эти двое стоят за дверью и ждут, когда я засну, так сразу не засыпается мне, и всё.

– Ага, я тоже так не могу, – Фёдор ожил и хлебнул чай. – Если надо вставать рано, до утра могу проворочаться.

– Ну, вот и я. Через час или сколько, не знаю, там часов нет, заходит Марк со свечкой, глаза сонные, ногами шаркает, спрашивает, почему не сплю. Я говорю, мне дома на ночь книжку читают. Или так, из головы сказку рассказывают. Марк выглянул за дверь, пошептался, сел на пол, там даже стульев нет, давай рассказывать. Про какого-то мальчика, которого не любили, не ценили, ни родители, ни одноклассники, а когда он вырос, он всех в клетку посадил и ключ выбросил. Чушь, в общем. Ушёл, а я не сплю. Снова заходит, не тихо, а резко так, знает, что я не заснула. Мы, говорит, придумали. Есть такой способ, надо считать овец.

– Каких ещё овец? – удивился Степан.

– Вот и спрашиваю, каких овец. Он говорит, воображаемых. Представь, говорит, Яночка, как овцы прыгают через ограду, и считай: раз овца, два овца, три овца. Так и заснёшь. Я ему: их только складывать надо, этих овец, или умножать можно? Друг на друга. Или делить на баранов? А его аж трясти начинает, он орёт снова: закрывай глаза и считай. А сам не уходит. Я считаю. А мне кажется, что одна овца мордой об забор треснулась, другая лысая, третья на Марка похожа, четвертая – на королеву. Мне смешно, а тут она сама врывается. Дверь – бац об стену. Она, оказывается, в своей комнате этот проволочный колпак на голову напялила, готовилась сны подсматривать. А у неё в голове – мои овцы. На всех наорала. Марк такой растерянный, руки заламывает, простите ваше величество. Она ему: прямо сейчас палача позову! Он: у нас нет палача! Она: я тебя же палачом назначу! Я им: а ну, перестаньте орать! Королева на него: приказываю обеспечить сон, как хочешь, так и сделай. И снова, хлобысь дверью. Марк на меня смотрит, я думала, придушит. Постоял, зубами поскрипел, ушёл.