группой своим талантом или знаниями по какому-либо предмету. Так, они сменяли друг друга бесконечными вечерами: Ганс рассказывал друзьям об астрономии и созвездиях; Хенк Весселс развлекал собравшихся фокусами; Лендерт повествовал о современной голландской литературе; а Мэри читала лекции об итальянской культуре и языке. Поскольку Мэри также обладала прекрасным голосом и играла на фортепиано, она устроила настоящий хор, научив собравшихся петь трогательные произведения Шуберта, Бетховена, Брамса и Баха. У Йоси оказался на удивление сильный голос, способный заставить стекла дребезжать.

Одна Теа по началу не нашлась, каким талантом она смогла бы поделиться. «Вы все так много знаете, вы такие одаренные люди, – сказала она однажды вечером. – Боюсь, что я не умею ничего такого, чего не умел бы любой из вас…»

Однако мгновенно выяснилось, что Теа смогла бы поделиться со всеми ценными навыками оказывать первую медицинскую помощь. На час гостиная Бейе превратилась в полевой госпиталь, и все попрактиковались в наложении повязок на воображаемые раны.

Парни дома Бейе. Слева направо: Лендерт, Хенк Видейк, Хенк Весселс, Ганс

Воскресными вечерами Петер приходил к теткам в гости и никогда не упускал случая устроить для собравшихся концерт, сыграть всеми любимый гимн и произведения собственного сочинения.

Напряжение их скованного положения неизменно возвращалось в понедельник.

Тен Бумы и «постоянные» квартиранты Бейе, июль 1943 года.

Спереди, слева направо: Мэри, Бетси, Опа, Корри, Теа. Сзади, слева направо: Хенк Видейк, Лендерт, Йоси, Хенк Весселс, Ганс

Однажды днем собравшиеся в столовой на обед услышали скребущийся звук в окно. «Не оборачивайтесь, – сказал побледневший Нильс, работник подполья, гостивший у них в тот день. – Кто-то смотрит в комнату из-за занавески».

Корри не могла в это поверить. Они находились на втором этаже, и чтобы заглянуть в комнату снаружи не было ни уступа, ни балкона.

«Человек стоит на лестнице, – добавил Нильс, – он якобы моет окно». «Я никого не вызывала и услуги такой не заказывала», – сказала Бетси.

В этот момент мужчина выглянул из-за кружевных занавесок и помахал всем рукой.

Все замерли. Скорее всего снаружи висел агент гестапо или подосланный информатор, и он точно увидел всю комнату тен Бумов со всей кучей народа. Йоси помахал в ответ и сказал себе под нос: «Друзья, продолжаем есть, как будто все нормально. Через несколько минут споем: “С днем рождения!”»

Когда перепуганные беженцы спели песню, мойщик окон, все еще висевший на окне, засмеялся и снова помахал рукой.

Корри, которой надоела неопределенность, спустилась на улицу и вышла в переулок.

«Что вы там делаете? – спросила она, вглядываясь в мужчину. – Мы не заказывали помывку окон. Видите ли, у нас небольшое семейное торжество!»

Мужчина вытащил из кармана бумагу. «Разве это не адрес семьи Койперс?»

Корри покачала головой. «У Койперсов была кондитерская через дорогу, – сказала она ему. – Заходите, отобедайте с нами».

Мужчина отказался, взял лестницу и ведро и перешел через улицу под пристальным взглядом Корри.

До конца дня ничего не произошло, но загадка, связанная с этим странным человеком, омрачила целый вечер. В такие моменты беженцы, пытаясь справиться с психологическим давлением, поднимались на крышу, чтобы подышать свежим воздухом и полюбоваться пейзажем. Прогулочное пространство было небольшим – 2 метра на 6, – но оно служило такой необходимой отдушиной и утешением.

Позже Ганс вспоминал, какую передышку давало это маленькое местечко: «Часто я ходил туда почистить ведро картошки, а закончив работу, ложился на спину, смотрел, как проплывают облака, и предавался мечтам. Я тосковал по свободе, по широко распахнутому небу и мягкому послеполуденному свету, который косо падал на просторные поля. Я также тосковал по своей любви, такой дорогой, но такой недосягаемой. Мы стремились к совместному будущему, а на деле нас ждали такие вот неопределенные, мрачные дни. В сумерках, после ужина и мытья посуды, когда небо темнело и медленно появлялись звезды, некоторые из нас тихо сидели на крыше, единственном месте, в которое можно было выйти из тюрьмы нашего призрачного существования».

Однако крыша служила не просто местом отдыха; она также стала чем-то вроде консультационного центра: беженцы слушали истории друг друга и предлагали утешение, совет или соболезнования. Вечером 18 июля Ганс поднялся на крышу и увидел невероятную картину: под гул бесчисленных бомбардировщиков Королевских ВВС, направляющихся на Амстердам или Германию, на озаряемом огнем небе сверкал темный крест римско-католической церкви на Нью-Груэнмаркт. «Два луча прожектора вспыхнули на юго-востоке, – вспоминал он, – лучи света искали друг друга, стремились пересечься, почти игриво выплясывая на фоне ночного неба».

В одиннадцать часов зазвонил колокол на старой церкви Святого Баво, и Ганс поднял глаза к небу. Восхищаясь Большой Медведицей, Орионом и семью Плеядами, он начал думать о Миес – обдумывая их ситуацию. Дверь на крыше открылась.

Беженцы Бейе дышат свежим воздухом и принимают солнечные ванны на крыше, занимаясь домашними делами. Слева направо: Мэри, Лендерт, Хенк Весселс, Ханс, Йоси и Теа

Появилась Мэри и сказала, что ей просто необходимо с кем-нибудь обсудить сложившуюся ситуацию. Ганс с сочувствием послушал, как девушка описывала свою любовь – итальянца по имени Антонио Санзо. По ее словам, они познакомились в начале 1930-х годов, когда отдыхали в Риме. У него была многообещающая карьера в Римском Банке, и они обручились. Однако в 1938 году фашистский диктатор Бенито Муссолини объявил вне закона браки между итальянцами и евреями, поэтому они отложили свадьбу до тех пор, пока ситуация не изменится.

Она сказала Гансу, что не видела Антонио целый год. «Я не знаю, где он, в армии ли он и жив ли вообще. Скорее всего, для него слишком опасно общаться с еврейкой. Я не знаю, стоит ли мне пытаться передать ему сообщение. Ганс, я не знаю, что делать. Иногда я чувствую такое отчаяние… Сегодня, например, годовщина нашей помолвки».

«Вот это да, – сказал Ганс, – почему же вы не рассказали нам раньше? Разве мы не готовы разделить печали друг друга так же, как и наши радости?»

«Но ведь никто из нас не может ничего сделать!»

«Я, конечно, не знаю. У меня нет решения вашей проблемы, Мэри, но послушайте, почему бы вам не написать совершенно невинное письмо своему возлюбленному? По крайней мере, оно подскажет ему, что вы все еще живы. Мы могли бы попросить Кика тен Бума, когда он в следующий раз приедет в гости, отправить письмо где-нибудь подальше от Харлема. Его можно было бы подписать «Мэри ван Италли».

Она улыбнулась: «Вы действительно думаете, что это сработает?»

«Почему нет? Просто позаботьтесь о том, чтобы никто не смог отследить, что вы здесь». Обнадеженная Мэри обещала, что попробует последовать совету.

Концерт в Бейе. Слева направо: (за фортепиано) Дженни ван Данциг, Йоси, Мэри, господин де Фриз (играет на скрипке), Бетси, Хенк Видейк, Мирьям де Йонг,