Хочешь не хочешь, им пришлось решать: или научиться чему-нибудь серьезному, или стать такими же демагогами, как интеллигенция и полуинтеллигенция в партийном и хозяйственном руководстве. Там не нужно было много специальных знаний и уменья; нескольких трескучих демагогических марксистско-ленинских фраз было достаточно.

К чести русской молодежи СССР нужно сказать: немногие пошли по этой дороге.

Большинство этой молодежи использовало предоставленную ей возможность учиться так основательно, что для Сталина и его «социализма» они были потеряны навсегда.

Единомышленники объединялись, защищались от демагогии своих учителей и начальников. Они хотели учиться тому, как построить мир, а не тому, как его разрушать.

Сталин организовывал одну чистку за другой. Многие из этой молодежи, когда-то горячие поклонники генеральной линии, а теперь ожесточенные противники этой революционной демагогической фразеологии и бесцельной марксистской жажды разрушения, были изъяты из вузов, заклеймены «оппозиционерами», «ренегатами» и «предателями», изгнаны из партии и преданы на расправу ГПУ.

Новые партии горячих поклонников Сталина были отправлены в вузы. Большинство опять пошло по дороге их честных предшественников. «Опиум науки» одурманил и их и из убежденных поклонников Сталина сделал их опаснейшими врагами его и его доктрины.

Ибо большинство этого молодняка было идеалистами. Но за идею можно бороться только тогда, когда веришь в нее всем сердцем.

Эта вера в классовую борьбу, в фразеологию бессовестных, не задумывающихся ни над чем карьеристов, в «счастье» советского человека пропадала в тот же момент, как только этот молодняк, встретившись с наукой, начинал критически мыслить.

Но эта «вторая волна» советской молодежи научилась на опыте своих погибших предшественников. Молодежь переменила свою тактику. Она замолчала. Она, как и прежде, была «верна» Сталину. Она клялась, как и прежде, в верности. Но в действительности для сталинской партии она была потеряна навсегда.

Они достигли и достигают руководящего положения в правительственном и хозяйственном аппарате, но не как слепые слуги Сталина, а как люди с обостренным зрением, как люди с твердой собственной волей. Открыто они не могли и не могут бороться со сталинским насильническим режимом, поэтому они с ним борются скрытно, не обнаруживая своего истинного лица.

Таким образом, это молодое поколение советских спецов и квалифицированных рабочих уже занимает многие руководящие посты в СССР. От времени до времени Сталин «чистит» их при помощи ГПУ.

Виноваты ли эти молодые спецы в том, что все время открываются новые «вредительские действия», все новые акты «саботажа»? Навряд ли, так как этот молодняк, чему-то научившийся и желающий работать, любит свою работу и свою родину.

Что они думают о Сталине и его режиме – никто не знает, но все догадываются.

Этот первый, весьма тонкий слой новой духовной складки советских людей, известный под общим названием «спецов», молчит.

Никто не знает, не кроется ли за этой массой «условных сталинцев» тайная угроза? Или же, быть может, протест духа снова и снова будет душиться серостью советских будней?

Сталин, во всяком случае, чует опасность.

Совершенно беспорядочная и, в конце концов, совершенно недостаточная сверхиндустриализация, которая, по признанию самих высших органов большевистской партии и ее правительства, должна была быть только базисом для агрессивной внешней политики, в целях мировой революции, практически могла быть осуществлена только за счет крестьянства.

Вокруг этого существенного вопроса внутри партии после смерти Ленина шла ожесточенная борьба.

Впереди всех шел Троцкий, передовой боец «перманентной революции», который требовал большевизации крестьянства.

Крестьянство со времени объявления новой экономической политики – НЭПа – все больше крепло.

С другой стороны, этой массе сравнительно обеспеченных, независимых крестьян не могла быть поставлена в противовес никакая сила, так как Компартия, которая якобы собиралась установить диктатуру пролетариата, в действительности не имела в своем распоряжении никакого «пролетариата», который она могла бы использовать как политическую боевую организацию.

Компартия, называвшая себя партией рабочих, при захвате ею власти имела лишь незначительное число членов. В 1927/28 г. она насчитывала в своих рядах около 1 300 000 членов, из которых лишь 1/3, то есть приблизительно 430 тысяч человек, были настоящими фабрично-заводскими рабочими. Более 15 тысяч человек были сельскохозяйственными рабочими. 300 тысяч членов были из крестьян, но они работали в партии, в профсоюзах, в Красной армии и в административном аппарате. Остальные же 555 тысяч членов принадлежали к бюрократии, которая лишь наполовину происходила из рабочих, но уже совершенно потеряла всякую связь с ними. Троцкий, постоянный и ярый противник всякой земельной собственности, боялся крестьянства и надеялся создать такой фабричный пролетариат, который явился бы носителем идеи классовой борьбы и пролетарской диктатуры.

К тому же случилось еще и следующее. Троцкий, первый «главком» Красной армии и фанатический проповедник мировой революции, горьким опытом событий 1917 – 1922 гг., особенно тяжелым положением со снабжением его армии, был вынужден провести в жизнь основания «тоталитарной войны».

Я знаю из сообщений многих участников Гражданской войны, от старых партийных товарищей – командиров и комиссаров Красной армии, а также и от бывших офицеров белой армии, с которыми я познакомился сначала как со специалистами, а позже как с пленниками ГПУ в концлагерях, – что боеспособность частей и их успех больше всего зависели от того, удавалось ли тому или другому командованию собрать в нужном месте и в нужном количестве продовольственный и человеческий материал своей армии. Голодающие солдаты были и оставались недовольными, несмотря ни на какую идеологическую обработку. Часто в боях солдаты перебегали из одной армии в другую, от белых к красным и наоборот, только лишь потому, что к тому их вынуждал голод. Голодные солдаты представляли собой небоеспособные части. Этого никто так хорошо не знал, как Троцкий, который стоял во главе Красной армии. Он знал также хорошо, что довольствие его армии мировой революции будет так же находиться в руках крестьянства, как и во время Гражданской войны.

Опыт Гражданской войны показал ему, что крестьянство вовсе не думало служить средством для достижения власти «диктатуры пролетариата», то есть в действительности – шайки преступников, прикрывающихся этой вывеской.

Троцкий боялся как раз подъема хозяйств «бедняков» и «середняков», так как он полагал, что это приблизит создание независимых средних, а также и крупных крестьянских хозяйств, то есть усилит крестьянский фронт и тем самым сделает невозможной всякую попытку сохранить диктатуру рабочего класса, которой, собственно говоря, никогда и не было. Свободное, хозяйственно крепкое крестьянство требовало политических прав, требовало правительственной политики, которая считалась бы с его интересами, требовало спокойствия, мира, безопасности и сельскохозяйственных машин вместо пушек, – этого Троцкий не хотел и не мог дать крестьянам, ибо они, как и остальные слои советского населения, должны были служить только средством для достижения цели – создать жизнеспособную «диктатуру рабочего класса» и двинуть вперед мировую революцию. Путь к этой мировой революции лежит через мировую войну, которая и должна быть подготовлена. Чтобы вести эту войну, крестьянство нужно было поработить.