Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Потому что нет больше Света. Весь вышел», – ответил мне Диоген.
«Куда же Он мог выйти?» – удивился я.
«Он просто ушел!» – сказал Диоген и оставил меня с моими вопросами.
«Но я – человек!» – кричал я вслед Диогену.
«Но я тебя не нашел!» – звучало откуда-то сверху.
Записи, словно бессмысленные детские каракули, расползаются по странице. Автор торопится, рассуждает сам с собой.
Иногда он нападает на важную мысль и пишет крупно, почти печатными буквами.
Но даже они похожи у него на детские каракули.
В других местах он совсем не старается, пишет мелкими, едва различимыми буквами.
Получается дрожащая линия, словно электрокардиограмма.
Биение мысли и биение сердца.
Круги ДАО и контуры бабочек.
Идет «день пятый»...
* * *
Вот он сидит, – Зоя Петровна приоткрыла дверь и разговаривала с кем-то, стоящим в коридоре. – Пришлось изолировать. Эксцессы у нас тут на отделении. От греха подальше...
«От греха подальше». Она считает, что это я Дутова нокаутировал. Это ей Петр сказал. А Петра убьют – не сегодня-завтра. Будут «эксцессы на отделении».
– Не знаю, о чем вы хотите с ним разговаривать, – продолжала Зоя Петровна. – Может, вам и расскажет что. Со мною говорить отказывается. Включил, я думаю, в свой бред. И вас, наверное, тоже включит, не знаю. Они у нас такие... Да, Дмитрий?
Дмитрий всегда молчит. Он ни с кем не разговаривает. Ему не с кем и не о чем разговаривать. Он – дурак. Молчит и даже не думает. Он – Дмитрий.
– Хорошо, спасибо вам. Мы ненадолго, – ответил Зое Петровне мужской голос.
Дверь распахнулась полностью, и на пороге моего изолятора появились два человека: один в черном костюме, другой – в белом. Черно-белый цвет. Дао...
У меня началась паника. Кто такие? Может быть, галлюцинация. Я знаю за собой – могу видеть людей, которых другие не видят. Ко мне в изолятор входят «ДАО». Я сошел с ума. Нет,, меня хотят свести с ума. Это они их послали. Зоя Петровна привела...
Мужчины вошли и какое-то время просто смотрели на меня.
– Мы должны тебе помочь, – сказал белый. – Поэтому, пожалуйста, не бойся нас.
Потом он выдержал паузу и добавил: «Митя».
– Кто вы? – спросил я.
– Я – Данила, – сказал белый. – А это мой друг – Анхель, он из Мексики.
Он показал на черного, а тот кивнул мне головой.
– Почему вы думаете, что я нуждаюсь в вашей помощи? – все это очень подозрительно.
Странно, что они не производят впечатления агентов...
– Ты сам знаешь, что нуждаешься в помощи, – сказал Анхель, он действительно говорит с акцентом.
– Митя, мы по поводу твоего плана, – произнес Данила.
Я замер. Агенты!
Данила заметил мою реакцию, но продолжил прежним тоном:
– Митя, ты уверен, что действительно хочешь разрушить мир?
– Я не буду с вами говорить! – закричал я. – Можете меня пытать и все такое, но я вам ничего не скажу!
– Митя, мы и так все знаем – и про формулу, и про письмо, и про Дашу, и даже про дверную ручку. Мы все знаем. Не кипятись. Я же сказал, мы пришли тебе помочь.
Мысли в моей голове забились, как дикие зверьки в клетке. Передатчики! Как же я забыл про них?! Кругом передатчики! Они меня прослушивали. Здесь на них все работают. Что же делать?!
Я должен покончить с собой. Я должен немедленно покончить с собой...
Тут моя голова автоматически повернулась к окну, и я увидел в нем коричневого. Он был в панике. У него дрожали губы, глаза остекленели, коричневая голова в котелке раскачивалась из стороны в сторону, как у загипнотизированной факиром кобры.
– Коричневый? – спросил меня Данила.
Я повернулся:
– Вы его видите?!
– Я знаю, что ты его видишь, – ответил Данила.
Откуда они могут знать о коричневом?.. А, они подслушивали мои с ним разговоры. Но я, кажется, не называл его «коричневым». Нет, называл. Когда меня арестовывали. Я милиционерам говорил. И Даша слышала. А что если они вживили мне в мозг электронные чипы?! Жидкие, по сосудам ввели?!
– И я знаю, как он выглядит, – продолжил белый, словно бы желая доказать мне правдивость своих слов.
Ну уж этого он точно не может знать! Я повернулся к окну и увидел, что коричневый моментально спрятался за карнизом.
– И как?
– Все коричневое. Шляпа на голове фетровая. Котелок. А главное – шея, словно змея. Длинная... Может вытянуться вот хоть до этого окна, а может и на плечи возвращаться. Пластилиновая.
Меня потрясло столь точное описание коричневого.
– А про план вы откуда знаете?
Это сложно объяснить, – Данила сосредоточился. – Понимаешь, мы с Анхелем ищем людей – Избранных. Всего их семь человек. Троих мы уже нашли, а ты – четвертый. И у нас с тобой связь, о которой ты даже не догадываешься. Но ведь все со всем в этом мире связано. И все люди друг с другом связаны – кто-то сильнее, кто-то слабее. Мы – сильно.
– Я ничего такого не чувствую...
С чего он вообще взял, что у нас с ним какая-то особенная связь?
– Но я чувствую. И поэтому многое о тебе знаю. Я хочу тебе помочь, правда, – сказал Данила и полез во внутренний карман своего пиджака. – Вот...
Он протянул мне конверт, и тут меня снова затрясло. Дашино письмо.
– Откуда? Откуда оно у вас?!
– Купили, – ответил Анхель. – И ты ведь мог его купить. «Все продается» – ты же сам говорил.
Простота этого решения была столь пронзительной, что я едва не закричал.
– Вот видишь, ты просто все усложняешь, – сказал Анхель, поняв, что я чувствую. – Где не нужно...
– Мы действительно хотим тебе помочь, – добавил Данила.
Я выхватил письмо...
* * *
Это было письменное уведомление. Какой-то институт. Даше сообщали причины отказа в образовательном гранте, на который она подала запрос. Далее следовали «коммерческие предложения» – описание факультетов, каких-то краткосрочных циклов и что сколько стоит. И прилагались рекламные буклеты – что-то об институте, что-то о грантах...
Бессмыслица. Я ошибся. Все было неправильно.
Вообще я никогда не плачу. Но тут слезы сами потекли у меня из глаз.
Ничего нет. Пустышка.
Данила подсел ко мне на кровать: