Александра отметила, что его взгляд сделался цепким и внимательным, и уже готова была признать свою ошибку. Этот человек явно разбирался в предмете больше, чем нувориш, скупающий произведения искусства чуть ли не на вес, ради прибыли и престижа.

— Ну что же, — оторвавшись от созерцания рисунков, проговорил он. — Я готов об этом поговорить. Какова цена?

Александра хладнокровно назвала сумму, которую Наталья сообщила ей на прощание, перед отъездом в Париж, без стеснения прибавив к ней пятипроцентную наценку. Пьер поднял седеющие густые брови:

— Было дешевле!

— Но в Париже нашелся еще один покупатель, — все так же бестрепетно проговорила Александра.

Она уже предвидела, что этот человек будет жестоко торговаться, и потому решила напасть первой, чтобы оставить ему меньше шансов. От итоговой суммы сделки зависели ее комиссионные. Понял ли Пьер ее тактику, или коллекция в самом деле ему приглянулась больше, чем он хотел показать, — только после минутного колебания мужчина кивнул.

— Ну что ж… Я бы согласился, только…

— Есть какие-то дополнительные условия? — насторожилась художница. — Ах, да, Наталья говорила, что вы хотите устроить сделку втайне от налоговой инспекции… Но ведь это почти всегда так и делается! Она и сама не хочет ничего афишировать!

— Нет, дело не в этом!

Потянув массивную бронзовую ручку, Пьер открыл ящик стола и, достав сигареты, предложил пачку сперва гостье, потом жене. Александра, в последнее время урезавшая число выкуриваемых сигарет до минимума, отказалась. Симона закурила, не сводя глаз с мужа. Она явно нервничала, и художница поняла — то, о чем сейчас зайдет речь, уже было предметом обсуждения между супругами.

— Я знаю, что цена несколько завышена. — Выставив руку с дымящейся сигаретой, мужчина резким жестом пресек возможные возражения. — Но я готов ее заплатить, если Наталья тоже пойдет мне навстречу.

— Вы видели сфинксов в нашем парке? — не выдержав, вмешалась Симона. Ее черные глаза лихорадочно блестели. — Мы хотели бы приобрести у Натальи ту, другую пару, которую когда-то купил полковник Делавинь. Ведь они из нашего парка! У нас бы тогда был полный комплект.

— Тем более, ей они ни к чему, а мы, когда стали расчищать парк дальше, обнаружили грот, который сфинксы когда-то охраняли! — Теперь и Пьер заговорил возбужденно, отбросив показную сдержанность. — Жена не показала вам его? Там по бокам входа два постамента со следами снятых с них статуй!

— Нет, мы туда не ходили. — Голос Симоны дрогнул, словно женщина вновь оказалась в самом сердце сырого темного парка. Она отчего-то оглянулась на закрытое окно, забранное витражными стеклами.

— Я понимаю ваше желание восстановить парковый комплекс… — недоуменно проговорила Александра. — И, конечно, попробую договориться с Натальей… Вы еще не делали ей этого предложения?

Супруги опять переглянулись.

— Я вскользь заикнулся об этом, намекнул, но она сделала вид, что не поняла, и слушать не стала, — признался с явной неохотой Пьер. — Ей хочется, чтобы в «Доме полковника» все осталось, как при его первых жильцах.

— Она чтит традиции двухсотлетней давности. — Симона взяла новую сигарету. — И не хочет понять, что мы желаем восстановить еще более старую традицию. Ведь эти проданные сфинксы охраняли не что иное, как вход в родовой склеп!

Александра, содрогнувшись, повернулась к Пьеру, словно тот мог опровергнуть слова жены, но мужчина согласно кивнул:

— Да-да, обнаруженный нами искусственный грот вел в семейную усыпальницу, в небольшую крипту, она же служила часовней. Все убранство разгромили повстанцы, мы нашли груду развороченных камней, поросших мхом. Алтарь был разбит на мелкие куски. Останки, и давние, и недавние, из склепа выбросили и, по свидетельству деревенских жителей, сожгли. Крипта, где находились надгробия, также была подожжена, но неплохо сохранилась… Видимо, огонь погас сам из-за недостатка воздуха и сырости — крипта наполовину утоплена в землю…

— Сфинксов не тронули, может, потому, что они не имели никакого религиозного значения. — Симона зябко пожала плечами, затягиваясь сигаретой. — Во время революции пугалом для людей стали христианские символы, а сфинксы, что в них такого… Модное в ту пору масонство… С античным оттенком… Собственно, это интересно характеризует личность последнего владельца поместья! Прежде чем сгинуть где-то в эмиграции, молодой человек соорудил над входом в семейный склеп грот с каменными стражами, и он же, видимо, выстроил беседку с другими сфинксами. Больше ничем прославиться не успел…

— И к лучшему! — завершил рассказ жены Пьер.

— Значит, полковник купил для ворот своего дома сфинксов, которые прежде охраняли вход в усыпальницу, — негромко произнесла Александра, обращаясь больше к самой себе, чем к собеседникам. Но муж и жена мгновенно впились в нее взглядами. — Что ж, у него воистину были крепкие нервы, у этого вояки… И эта покупка проливает свет на его характер… Так же, как на дальнейшие события, творившиеся в доме Делавиней…

— Вы считаете, есть какая-то связь между этими сфинксами и тем, что после происходило у Делавиней? — подавшись вперед, жадно спросила Симона. Забыв о дотлевшей до фильтра сигарете, она с легким вскриком сунула ее в переполненную пепельницу. — Вы всерьез так думаете?

— Жена полковника повесилась, — напомнила Александра. — Одна из дочерей полковника беспричинно умерла в этом доме, и по утверждению свидетелей, на ее лице застыла маска ужаса. И наконец, есть еще одна несчастная женщина, которая сейчас находится в больнице… Ей невмоготу было оставаться в этом доме!

«И есть еще Наталья!» — добавила художница про себя.

— Какая же тут связь со сфинксами? — неуверенно улыбнувшись, спросила Симона. Она была бледна, оливковая смуглость кожи не могла этого скрыть. Ее лицо приобрело желтовато-серый оттенок церковной свечи.

— Дело в том, что греки, перенесшие образ сфинкса в свою культуру из Египта, считали это существо олицетворением ужаса и смерти! — охотно пояснила художница. — Причем, переделав и исказив египетское название «шепсес анх», то есть «живой образ», назвали его «сфинкс», то есть «душительница»… Скажем, в легенде о царе Эдипе чудовищная тварь убивала тех путников, которые осмеливались приблизиться к вратам Фив и не могли разгадать ее загадки…

Произнося эту небольшую просветительскую речь, Александра следила за лицами слушателей. Они внимали ей, не глядя друг на друга, причем, как казалось художнице, нарочито стараясь не встречаться взглядами. Когда женщина замолчала, в наступившей тишине было слышно только громкое щелканье маятника. Это напольные часы в углу кабинета отмеряли секунду за секундой, и каждое следующее мгновение казалось дольше предыдущего.

— Я полагаю, — художница нарушила гнетущее безмолвие, не дождавшись ответной реплики, — что все эти женщины в какой-то миг оказались перед ужасной загадкой, которую не смогли решить… Не знаю, какой природы была эта загадка — мистической или самой реальной… Несомненно то, что она всех их погубила!