Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Невзирая на яркий лунный свет, ему потребовалась целая ночь, чтобы добраться сюда из Адлербурга, — он не хотел ехать через ущелье и, сделав крюк, добрался до Айха, а оттуда поехал по дороге вдоль Неккара.
Городские ворота давно были открыты, на улицах царила суета.
Фон Закинген направился в таверну «У черного медведя», где его обычно дожидался осведомитель. Владельцу таверны принадлежал и постоялый двор «У колодца», где останавливались зажиточные господа. Тарелки там всегда были чистые, а вино подавали в фаянсовых бокалах.
Фон Закинген спокойно прошел через Верхние ворота. Тот, кто хотел въехать в город с повозкой, должен был показать, что везет. Некоторых в Эсслинген не пускали — например, из-за того, что испортился товар или в городе было слишком много торговцев, продававших то же самое. Но одинокий всадник без клади стражу не интересовал.
Спешившись перед таверной «У черного медведя», фон Закинген передал коня подбежавшему слуге и направился ко входу. Служанка открыла ему дверь, сделала книксен и соблазнительно улыбнулась, но фон Закингену было не до флирта. Девушка подвела его к столику у окна и поставила перед ним кувшин вина и деревянную кружку. Эберхард попробовал угощение. Трактирщик знал свое дело — вино было изумительным, в нем чувствовался привкус гвоздики и тмина[14].
Рыцарь оглянулся. Кроме него в таверне сидели еще четыре человека: седой старик опустил голову на столешницу и беззвучно спал, неподалеку завтракали двое широкоплечих парней, наверное поденщики, нанявшиеся для строительных работ. А в углу, прислонившись спиной к столбу, сидел Дитрих по прозвищу Лис. Его осведомитель.
Закинген перехватил взгляд доносчика, и Дитрих тут же занял место за его столиком.
Служанка принесла им вторую кружку.
— Чего изволите, господа?
— Принеси нам хлеба с сыром, — ответил фон Закинген. — Сыр прекрасно сочетается с красным вином.
Девушка присела в книксене и отправилась выполнять заказ.
Фон Закинген, кивнув, перевел взгляд на Лиса. Как и всегда при встрече с ним, Эберхард подумал о том, откуда у этого парня шрам, тянувшийся через все лицо. Пока что Дитрих не пожелал раскрыть свою тайну, и фон Закинген не собирался докучать ему расспросами на этот счет.
— Я слышал о монахе, который недавно приехал в Эсслинген, — начал он. — Что вы можете рассказать о нем?
— Вы имеете в виду францисканца? — Голос у Лиса был глубоким и чуть хрипловатым. — Что именно вам нужно узнать?
— Уезжал ли он вчера из города? Может быть, искал еретиков среди крестьян?
Дитрих прищурился.
— Вчера какой-то францисканец действительно выезжал в Фильдерн. Думаю, как раз тот, о котором мы говорим. По слухам, он вернулся в монастырь поздно.
— Ночью, значит… — Фон Закинген потер заросший щетиной подбородок.
Служанка поставила сыр и хлеб на стол и отошла.
— Говорят, он был не в себе. Что-то нес о каком-то явлении, — продолжил Лис.
— А о девушке ничего не говорил?
— Говорил, мол, явилась ему сама Дева Мария и он уберег ее от вальденсов.
— Выпейте, Дитрих. — Фон Закинген осушил свою кружку и налил еще.
Он был доволен. Картина постепенно вырисовывалась. Судя по всему, монах пытался скрыть правду, вот и придумал эту историю о явлении Девы Марии.
— Он в монастыре?
Дитрих, хмыкнув, кивнул. Он выпил вина, и Закинген тут же налил ему еще.
— Но сегодня монах собирается ехать в Штутгарт, а оттуда — в Нюрнберг. Его задача — написать о том, есть ли в округе еретики. — Лицо Дитриха оставалось невозмутимым.
— И как? Есть тут у нас еретики?
— Полагаю, да. Как и в любом свободном городе.
— Как же зовут этого набожного человека?
— В монастыре братья называют его Евсевий. Он полагается на помощь Божью, поскольку собирается ехать один.
Фон Закинген поднял правую бровь.
— Похоже, Господь сегодня на моей стороне.
Он достал из кошеля монету и протянул ее Лису.
— Благодарю вас. Если у брата Евсевия будет то, что я ищу, то вы получите еще. Держите ушки на макушке.
* * *
— Ах ты, говнюк! — кричал извозчик. — А ну, пошел вон! Освободи дорогу!
Спрятавшаяся за валуном Мелисанда наблюдала за перепалкой. Она прошла по лесу к Неккару, зная, что вдоль берега тянется дорога. Девочка не могла пока понять, в какой стороне Эсслинген, и потому решила подождать, не появятся ли направляющиеся в город путники. Дорога была такой узкой, что две телеги едва ли могли разминуться.
— Я тебе покажу! — надсаживался второй извозчик, потрясая кулаками. — Нет, ну вы посмотрите, как он доски сложил! Ах ты, паскуда! Придурок!
Первый налился кровью.
— Это ты, сукин сын, меня еще и придурком обзывать будешь?! Пустобрех заполошный! Сейчас как вмажу!
Они одновременно спрыгнули с телег и набросились друг на друга.
Отличная возможность!
Мелисанда, пригнувшись, подбежала к груженной ящиками и бочками повозке и забралась внутрь. Она уже некоторое время слушала их перебранку и выяснила, что владелец этой повозки направлялся в Плинзау. Вскоре она нашла то, что искала: пустой ящик. Девочка залезла внутрь и, свернувшись калачиком, замерла.
Кулачный бой закончился довольно быстро — подоспели другие торопившиеся в город перевозчики, разняли драчунов и уложили доски так, чтобы телеги могли разминуться. Вскоре оба двинулись в путь, выкрикивая друг другу вслед все ругательства, какие только могли вспомнить.
Мелисанда неспроста не залезла в бочку: они стояли в передней части повозки и их наверняка должны были выгрузить в первую очередь. Но если удача не отвернется от нее, перевозчик позволит себе пропустить кружечку-другую винца в перерыве и только потом займется пустыми ящиками.
Повозка катилась по дороге, и на каждом ухабе Мелисанда билась головой о крышку. Это напомнило ей о вчерашней поездке. Вчерашней? Ей казалось, что все это было так давно, будто в другой жизни. Жизни, в которой она была дочерью богатого купца и не волновалась ни о чем, кроме как о младшей сестренке, следовавшей за ней по пятам, да о псалмах, заданных учителем.
Слезы навернулись ей на глаза. Что бы она ни отдала за урок латыни! Или за то, чтобы еще раз услышать нытье Гертруды: «Ты куда, Мел? Возьми меня с собой. Я тоже хочу в лес!»
* * *
Фон Закинген легко выследил брата Евсевия на дороге в Штутгарт. В пути он обогнал телегу, извозчик которой проклинал всех и вся, не скупясь на ругательства. Судя по доносившимся до него обрывкам брани, фон Закинген понял, что этому бедняге чем-то не угодили торговцы древесиной.