Шрифт:
Интервал:
Закладка:
О нем и о том, что такого кайфа от секса у меня не было сколько времени? Да никогда, будем честными. Классно — было, горячо — было, миленько — было, было никак, было фу-у-у, аж противно. А вот настолько крышесносно, чтобы хотелось чей-то конкретный член в себе сию секунду, и плевать на все обстоятельства, потому что нужда в этом мужском теле поверх твоего собственного выше любых запретов, выше любых желаний, выше даже чертова инстинкта самосохранения, который вопил, но услышан не был… Дьявол! Такого никогда не было.
А уж смотреть на то, как Ронан-чертов-Салливан с жадностью глотал мой сэндвич, было сродни… ну, не знаю… мужики сказали бы «как удар под дых», а я скажу — как эпиляция зоны бикини — хотелось визжать, топать ногами и провести пальцами по нежной гладкой коже, чтобы стереть крошку, не слизанную им с нижней губы.
«Не вздумай к этому привыкать?»
А как можно забыть и никогда не захотеть повторения вот этого — его горячий рот на моей шее, крепкие руки на груди, мгновенно потяжелевшей и занывшей, завопившей, запросившей его захвата — стремительного, жадного, властного, требовательного. Такого… с замашками собственника, типа это принадлежит ему и обязано ему подчиниться, прогнуться под ним, подстроиться под его ритм, под его хриплое «глубже… хочу… Кэти… знаю, ты можешь». И мне хотелось его укусить, вцепиться в рожу ногтями, исполосовать до крови, но не для того, чтобы сделать больно, а чтобы все эти стремные сучки вокруг него увидели оставленные мною метки и поняли — это МОЕ! И хрен я собираюсь делиться!
Конечно, этот гад оказался прав, и одним разом никто из нас не наелся. Не с такими аппетитами, как у меня и этого чертова ковбоя. Быстрее, чем начала что-то соображать после первого раунда у стены, я очутилась в его кровати на спине. Не было отдыха или шанса остыть. Не было варианта ускользнуть. Да и мысли такой даже не закралось. Мы перестали взрываться, но продолжали полыхать, как адов костер под сковородкой с грешниками.
— Давай, подними свою сладкую задницу! — велел Ронан, дергая мою юбку за подол, стремясь вытряхнуть из нее. — Да как эта хрень снимается? Помоги мне Кэти, если не хочешь выйти отсюда голой. Потому что тогда я тебя вообще хрен выпущу.
Ткань жалобно затрещала, похоже, еще чуть — и участь моих трусиков постигнет и остальные вещи. И с какой такой стати, а главное — с каких пор подобное варварство по отношению к вещам, купленным на кровно заработанные, меня вдруг настолько стало заводить?
— Сам раздевайся давай! — огрызнулась я и слегка пихнула его ступней в еще скрытое джинсой бедро.
Мстя мне, Ронан поймал меня за лодыжку, чуть куснул за палец, заставив взвизгнуть.
— Это я мигом, детка, — фыркнул он, стянул рубашку сразу с футболкой через голову, отправляя их себе за спину. Выхватил из кармана несколько серебристых квадратиков, кинув их на покрывало рядом со мной, и буквально выпрыгнул из болтавшихся, расстегнутых штанов.
— А ты, смотрю оптимист, — кивнула я на ленту из трех презервативов.
— Я скромный реалист, Кэти, а ты откровенно нарываешься, — указал он на мою юбку.
Я встала на голову, выгнувшись над матрасом, и сдернула юбку.
Ронан впился тяжелым плотоядным взглядом между моих ног, опускаясь на колени на краю кровати. Боженька всемогущий, ну что это за благословенное зрелище: обнаженный, невыносимо съедобный ковбой с быстро возвращающимся в полную боевую готовность членом, стоит на коленях между моих раздвинутых ног, глядя так, будто собрался поклоняться моей вагине. Меня невольно от одного только его взгляда выгнуло в пояснице.
— Да-а-а-а, детка, — пробормотал Ронан, скользнув руками по моим ногам, затянутым в чулки. — Картинка — обкончаться можно, но я знаю, как сделать ее еще круче.
Он наклонился надо мной и принялся расстегивать пуговицы, уцелевшие на блузке. Причем не торопился, делал паузы, поглаживая кончиками пальцев обнажаемые им участки кожи, воспламеняя меня этим. А еще дразнил, просто издевался, расположив свой уже налившийся прибор так, что он лег поверх моих мокрых складок. Я прямо-таки ощущала каждый тяжелый удар пульса в его плоти. Этот ритм отзывался во мне импульсами жестокой жажды, почти боли без наполненности. Но, как ни ерзала, изловчиться и заполучить этого мерзавца в себя не выходило.
— Тш-ш-ш, терпи, зажигалка ты моя ненасытная! — посмеивался гадский ковбой, и не думая ускориться и нарочно ускользая.
— Еще подразнишь, и терпеть придется тебе, — пригрозила я, взбрыкнув под ним, но опять не получила ничего, кроме изводящего мое и так истончившееся терпение, трения. — До-о-олго терпеть.
И я демонстративно облизнулась, зыркнув на мигом дернувшийся и шлепнувший по его мускулистому животу член. Помнишь, как ты у меня в ту ночь подушкой себя душил, чтобы не орать в голос, и умолял дать кончить?
— Ах ты зараза! — прошипел Ронан и рванул последнюю пуговицу, распахивая полы блузки. Дернул чашечки лифчика, открывая мою грудь. — Вот, теперь вид просто охуительный.
Стремительно наклонившись, он втянул в рот болезненно съежившийся сосок. Сжал его между зубами и принялся натирать языком. Меня затрясло, я зажала себе рот, гася пошлейший стон, и обхватила его талию ногами. Хватит меня мучить, я готова к скачке сразу, ковбой.
— Хочешь… хочешь же… меня хочешь… — оторвавшись от моей груди, Ронан принялся зацеловывать мои шею и скулы, зло хрипя в самую кожу. — Зараза такая… я же обдрочился на тебя… Ушла она… Затрахаю сучку…
— Хорош угрожать! Слишком много болтаешь. К делу переходи!
Неожиданно в дверь постучали, на что мы, не сговариваясь, ответили синхронным угрожающим рыком.
— Котятки мои страстные, как насчет прерваться и заняться переездом нашей прекраснейшей тигрицы? — вторгся в жаркое пространство нашей необузданной похоти голос чокнутого продюсера, в котором за мягкостью только глухой бы не расслышал звяканье металла. — Затягивать с этим не стоит, а то мало ли что еще в сети вылезет.
Да что бы ни вылезло! Плевать! Прямо сейчас плевать на все, кроме сводящего с ума желания получить то, что мне причитается по праву… неизвестно какому, но получить!
— Пять минут! — крикнула я и, схватив презерватив, рванула фольгу зубами.
— Десять! — рявкнул Ронан, выхватывая у меня средство контрацепции и принимаясь быстро раскатывать его по стволу.
Ворвался в этот раз без промедлений, разом, по самый корень. Смолчать уже сил не было, и я плюнула, отпуская себя. Пусть слушают.
Мой «разовый» любовник замолотил бедрами в беспощадном темпе, изголовье его кровати застучало в стену. Мне тут же мозг заволокло наслаждением,