— Я отдам их тебе на время эльфийской охоты, — наконец сказала Нороэлль. — Что бы ты ни поручила им, они сделают это ради меня.

Эмерелль поднялась и подошла к Нороэлль. Сказала:

— Итак, королева и любовь пришли к согласию. — Затем она взяла Нороэлль и Обилее за руки и повела их по ступенькам рядом с троном, чтобы снова сесть на свое место.

Нороэлль часто стояла здесь, однако каждый раз чувствовала себя лишней. В глазах многих читалось восхищение, в некоторых — доля насмешки. Ни то, ни другое ее не радовало.

Скупым жестом королева велела Нороэлль склониться к ней.

— Доверься мне, Нороэлль, — прошептала она ей на ухо. — Я посылала на охоту многих. И Фародин, и Нурамон вернутся.

— Благодарю тебя, Эмерелль. Я доверяю тебе.

К королеве подошел мастер Альвиас.

— Эмерелль, они ждут у ворот.

Королева кивнула Альвиасу. Тот обернулся и произнес звучным голосом:

— Отряд эльфийской охоты у ворот. — Он указал пальцем на другую сторону зала. — Отправившись в путь, они будут преследовать свою цель до тех пор, пока не выполнят задачу или же не потерпят поражение. Как только мы откроем ворота, для них уже не будет возврата. — Он прошел по широкому коридору, образовавшемуся в центре зала. — Как всегда, вы должны дать королеве совет. — Он обвел взглядом присутствующих, очевидно, представляя всех. Затем продолжил: — Взвесьте ситуацию. Сильное чудовище! На землях людей! Поблизости от наших границ! Должна ли королева оставить ворота закрытыми и тем самым принять тот факт, что там, снаружи, бродит нечто, что в какой-то момент может стать опасным и для нас? Или открыть ворота, чтобы мы освободили людей Фьордландии от чудовища? Оба пути могут означать как счастье, так и беду. Если врата останутся закрытыми, то однажды чудовище сможет найти дорогу к нам. Если откроем врата, то может случиться, что прольется эльфийская кровь, чтобы услужить людям. Вы можете выбрать. — Альвиас мягким жестом указал на Эмерелль. — Посоветуйте королеве, как она должна поступить! — С этими словами Альвиас вернулся к Эмерелль и склонился перед нею.

Взгляды присутствующих устремлялись то на ворота, то на королеву. Вскоре раздались первые голоса, советовавшие Эмерелль открыть ворота. Но были и такие, которые оказались против. Нороэлль заметила, что среди них — родственники Нурамона. Ничего иного она и не ожидала. На лицах их был написан страх; но то был не страх за Нурамона, а страх смерти Нурамона и ее последствия.

Королева спрашивала то одного, то другого, как ей поступить и что выбрать, терпеливо выслушивая объяснения. На этот раз она внимала советам дольше, чем обычно. Когда она спросила Элемона, дядю Нурамона, почему ворота должны остаться закрытыми, тот сказал:

— Потому что из этого, как сказал Альвиас, может получиться беда.

— Беда? — королева пристально посмотрела на него. — Ты прав. Это может произойти.

Теперь вперед выступил Пельверик из Ольведеса. Его слово имело большой вес среди воинов.

— Эмерелль, подумай об эльфийской крови, которая может пролиться. Почему мы должны помогать людям? Какое нам дело до их трудностей? Когда они последний раз помогали нам?

— Это было давно, — вот и все, что ответила Эмерелль на слова Пельверика. Наконец она обернулась к Нороэлль и прошептала: — Твоего совета я послушаюсь.

Нороэлль помедлила. Она могла посоветовать королеве оставить ворота запертыми. Она, как и многие, могла говорить об эльфийской крови и человеческой неблагодарности. Однако она знала, что в этих словах не будет крыться ничего, кроме страха за своих возлюбленных. А здесь речь шла о большем, чем ее собственные переживания. И она негромко произнесла:

— В моем сердце живет страх за любимых. И тем не менее будет правильным открыть ворота.

Королева с достоинством поднялась. Шум воды на стенах медленно нарастал. Все больше и больше влаги изливалось из источников, сбегало по стенам и с шумом обрушивалось в бассейны. Взгляд Эмерелль был устремлен на ворота. Казалось, она не замечала, как блестящие водяные брызги распределялись по комнате, поднимались вверх к отверстию в потолке зала и там, в солнечном свете, появилась широкая радуга. Внезапно стены под водой вспыхнули. Что-то зашипело, по залу пронесся ветер. Створки ворот распахнулись и открыли взгляду отряд охотников. Вода успокоилась, однако брызги и радуга остались.

Отряд на миг замер в воротах, прежде чем переступить порог. Во главе шел Мандред, сын человеческий, с величайшим удивлением рассматривавший радугу, а затем он перевел взгляд на королеву. Слева и справа позади него шли Фародин и Нурамон, за ними — следопыт Брандан, волшебница Ванна, лучник Айгилаос и Лийема, мать волков. Непривычно было видеть человека в составе отряда эльфийской охоты, хотя по характеру он был ближе к эльфам, чем кентавр Айгилаос. Однако за многие годы все привыкли видеть кентавров в составе отряда. Но человека? То, что Мандред шел во главе, производило еще более непривычное впечатление. Отрядом всегда командовал эльф.

Нурамон и Фародин напоминали героев древних сказаний. Как обычно, Фародин был безупречен, в то время как Нурамон впервые в глазах других соответствовал идеалу. Нороэлль отчетливо читала это на лицах присутствующих. И это радовало ее. Даже если такое отношение продлится недолго, этого мгновения никто у него не сможет отнять.

Отряд двигался навстречу королеве. Когда они достигли лестницы у подножия трона, эльфы преклонили колени перед Эмерелль, и даже кентавр попытался склониться как можно ниже. Только Мандред остался стоять, казалось, он был удивлен почтительностью своих спутников. И только было собрался он последовать их примеру, как королева обратилась к нему на его языке:

— Нет, Мандред. В Другом мире ты являешься ярлом своей общины — человеческим князем. Тебе не нужно преклонять колено перед эльфийской королевой.

Мандред сделал удивленное лицо и промолчал.

— А вы, остальные, поднимитесь! — эти слова Эмерелль тоже произнесла на фьордландском. Некоторые из присутствующих, очевидно, не владели этим языком и начали недовольно переглядываться.

Фьордландский! Родители Нороэлль научили ее многим человеческим языкам, однако Нороэлль никогда не покидала пределов Альвенмарка. До сих пор она только представляла себе дикую человеческую страну.

Королева снова обратилась к Мандреду.

— Я дважды выделила тебя. Ты — первый из сынов человеческих, кто примет участие в эльфийской охоте. И, кроме того, я выбрала тебя предводителем. Я не могу ожидать от тебя эльфийского поведения. То, что я выбрала тебя, возмутило многих детей альвов. Однако в тебе живет сила Атты Айкъярто. Я доверяю твоему чутью. Ни один из нас не знает твою родину так, как ты. Ты будешь хорошим командиром для своих товарищей. Однако за всем, что ты делаешь, не забывай о том, что ты пообещал.

— Я сдержу свое обещание, госпожа.

Нороэлль узнала, какое соглашение заключил с Эмерелль сын человеческий. Она смотрела на Мандреда и удивлялась ему. До сих пор у нее не было возможности увидеть ярла, поскольку она прибыла ко двору очень поздно вечером. Не отважилась она и пойти в то крыло дворца, где были расположены покои отряда эльфийской охоты. Однако ей довелось наслушаться сплетен, касавшихся Мандреда, хотя, похоже, не все было правдой. Конечно, он был крепок, словно медведь, и на первый взгляд выглядел угрожающе, со своей шевелюрой, рыжей, словно восход солнца, беспорядочно спадавшей на плечи. Он носил несколько тонких косиц и бороду, как кентавры. Черты его лица были грубы, но честны. Он казался волшебнице необычайно бледным, под глазами у него были темные круги. Быть может, от волнения он не спал? Наверняка он очень горд тем, что королева так почтила его. На нем лежала огромная ответственность, и по спине Нороэлль пробежали мурашки при мысли о том, какую цену ему пришлось заплатить за помощь. Она ни за что не отдаст своего ребенка, если он у нее когда-нибудь будет. Она задумчиво посмотрела на своих возлюбленных. Вопрос заключался не в том, будет ли у нее ребенок, а в том, от кого он будет.