Келли сказала, что убито было десять человек или больше. Никто не убивает десятерых в целях самозащиты. Уж по крайней мере, не с такой жестокостью. И никогда — таким особенным повторяющимся способом. То, как были изуродованы лица, совсем не похоже на оборону, а скорее на казнь. Или месть. Что, если мне надоело убегать и я решил сражаться?

Сколько же человек я убил?

Щелк, щелк, щелк, щелк.

— Как ты вышел? — У кровати стоит охранник, за ним двигаются силуэты его коллег и медсестер.

Они в моей палате и в коридоре — переговариваются, ищут что-то, суетятся. Сейчас глухая ночь, но я разворошил осиное гнездо.

Смотрю на охранника:

— Дверь была не заперта.

— Кто-то оставил ее открытой для тебя? Это сделала… как ее… Шона? Она помогла тебе бежать?

— Никто мне не помогал.

— Кто такая Шона?

— Вот это-то я и пытаюсь понять, — говорю я. — Сколько здесь ночных сестер?

Охранник хмурится:

— Мы сейчас проверяем камеры наблюдения. Если тебе кто помогал, то мы его найдем. Что ты искал в кабинете доктора Литтла?

— Ничего. От вас прятался.

— В кабинете своего лечащего врача? — насмешничает он. — Изучая собственную медицинскую карту? Хочешь сказать, что оказался там совершенно случайно?

— Послушайте! — Я пытаюсь воззвать к его разуму. — Не знаю, кто кому помогал. Я даже не знаю, могу ли доверять вам. Но тут что-то происходит, и мы в самой гуще событий. Неужели это не понятно? Затеялось что-то очень крупное и необычное, и если мне не удастся выяснить, что именно, то наше будущее окажется весьма туманным!

В комнату заходит доктор Литтл, говорит с одним из охранников. Одет он на скорую руку, редкие волосы клочковатым облаком парят над головой. Очевидно, его подняли с постели.

— И больше никого в коридоре не было?

— Никого, — отвечает охранник. — Только Дейв, Шарон и больной. Ночной уборщик еще не появлялся.

— Хорошо, спасибо за информацию. — Доктор Литтл поворачивается ко мне, на его лице появляется широкая отеческая улыбка, он подходит к кровати. — Добрый вечер. Как себя чувствуете?

— Не знал, что это ваш кабинет, — быстро говорю я. — Просто пытался бежать. Я не хотел ничего плохого.

— Он не мог долго пробыть у вас, — замечает охранник. — У него сумеречное сознание.

— Да, спасибо. — Доктор Литтл похлопывает его по руке. — Теперь я сам.

Охранник смотрит на меня, на ремни, кивает и выходит из палаты.

Доктор Литтл берет единственный стул, переставляет его к кровати и садится.

— Майкл, вы просматривали мои документы, — заявляет он. — Что вы искали?

— Лестницу. Просто выход.

— Вы двигались к лестнице, но свернули. Мне показали запись с камер наблюдения.

— Я… — Снова ловушка. Если скажу ему, что на самом деле искал корни заговора, он решит, что я либо псих, либо слишком близко подобрался к истине. Не знаю, что предпринять. В конечном счете необходимо кому-то довериться. Вот только не ему. Почему Люси так и не вернулась? И эта репортерша? В одиночку мне не справиться. Закрываю глаза и решаю ничего не говорить. — Я не мог туда пойти.

— Боялись, что вас увидят? — спрашивает он. — Но при этом, возвращаясь назад, прошли мимо двух людей, которые уже были начеку и подозревали что-то неладное. Нет никакого смысла… — Он замолкает, наклоняет голову и улыбается. — Кафетерий!

— Что?

— Вы боитесь электроники, а потому остановились и развернулись, увидев кафетерий. Там все заполнено проводами, передатчиками и электромагнитными полями. Вы не могли пройти мимо всего этого.

Молча осыпаю его проклятиями. Как обмануть человека, которому платят за то, чтобы он залезал в мозги с помощью психоанализа? Хорошо хоть он пока не знает, что именно я ищу.

— Это многое объясняет, — говорит он, потирая подбородок. — Судя по записи с камер наблюдения, вы и в самом деле забежали ко мне в кабинет, чтобы спрятаться. Не понимаю, как вам удалось узнать код электронного замка, но эту проблему легко решить. Меня гораздо больше интересуют ваши непроизвольные мышечные движения — давно это появилось?

Рука дергается в ремнях, я мотаю головой и смеюсь. Смех получается горький и глухой.

— Вы пытаетесь сказать, что ничего об этом не знаете?

— Конечно знаю и сделаю все, что в моих силах. Но мне нужно понять, как давно это стало проявляться так сильно.

— Значит, вы признаёте? — От изумления я даже приподнимаюсь. — Вот прямо так и признаёте, что участвуете во всем этом?

— Участвую в чем?

— Вы контролируете меня! Вы и безликие! Вы работаете на них! Проникли в мою голову и управляете телом. — Щелк, щелк, щелк, щелк, щелк. — Черт побери, я едва говорить могу!

— Майкл, пожалуйста! — спокойно произносит он, протягивая руку. — Успокойтесь. Уверяю, никто не пытается управлять вашими движениями.

Руки подергиваются.

— Как вы смеете это говорить?! Посмотрите на меня!

— То, что с вами происходит, называется поздняя дискинезия, — объясняет доктор Литтл. — Типичный побочный эффект локсапина. Вам повышена доза до шестидесяти миллиграммов в день, и подобная реакция встречается, хотя в данном случае она развилась слишком уж быстро.

— Хотите сказать, что это из-за лекарства?

— Именно: непроизвольные движения. Вот вроде ваших кивков сейчас. И того, как на записи дергается ваша рука. Приношу извинения, что не сказал об этом побочном эффекте раньше, но мы не хотели пугать вас без необходимости. И даже представить не могли, что это разовьется так быстро. Вероятно, ваш организм сильно подвержен воздействию лекарственных средств. Вообще-то, дискинезия к подобному не приводит. Но у вас она приняла крайнюю форму, и, боюсь, нам придется прервать курс локсапина.

— Ну слава богу, хоть так.

— У нас нет другого выбора. Вы сами подумайте: ваши иллюзии и галлюцинации продолжаются, значит локсапин не действует, а увеличивать дозировку мы явно не можем.

— Постойте! — Рывком поднимаюсь с постели, насколько позволяют ремни. — Доктор, я не галлюцинирую. Поверьте! Если бы у меня была такая каша в голове, разве смог бы я выбраться отсюда?

— У вас иллюзии, но вы вовсе не глупы. Напротив, очень умны, как и большинство шизофреников. И при этом больны, а мы пытаемся вас вылечить. Единственное средство для этого — лекарства…

— Будете давать мне новые?

— Мы начнем курс лечения кветиапином, он в некотором роде…

— Из-за ваших лекарств я теряю контроль над собственным телом, и вы собираетесь давать мне новые? Что вы хотите со мной сделать?