У Блэквуда уже в раннем возрасте на интуитивном уровне сложилось некое представление об истинном устроении мира, особо выражавшееся и в его внутреннем опыте. Позднее, когда он познакомился с индуизмом, тот органично вписался в его духовный настрой. Писатель признается, что «Бхагавадгита» так и осталась самым глубоким священным текстом, когда-либо им прочитанным. Дальнейшие увлечения теософией и спиритизмом были попытками раскрыть и прояснить путь к интуитивно схваченной истине, каждое из них, когда подвергалось беспристрастной рациональной проверке, на определенном этапе было отвергнуто. Представляется, что Блэквуд питал уважение к искреннему религиозному чувству других людей, хотя порой он был достаточно резок в отношении институционального христианства и любого фанатизма. Например, в рассказе «Проклятые» дом оказался проклят, поскольку из века в век в нем жили фанатично верующие люди:

…некий Манетти, ревностный католик, совершенно нетерпимый к чужим взглядам, а сразу после Манетти дом перешел к Джулиусу Вейнбауму – иудею самого ортодоксального толка… каждый оставил по себе слой концентрированных мыслей и убеждений, ибо каждый верил без удержу и без сомнений… каждый владелец полагал себя абсолютно правым, с той же убежденностью проклиная весь остальной мир. Все проповедовали если не прямо, то своим образом жизни, что свойственно любой религии108.

Альтернативой такой форме религиозных убеждений в рассказе, правда не без некой иронии, провозглашается теософия. В то же время Блэквуд с глубоким уважением отзывается о религиозных взглядах отца, считая, что они «удовлетворяют его личному видению истины»109, и поэтому для его отца христианство действительно может быть подходящим мировоззрением. Исследователи и критики не раз замечали, что в центре религиозных взглядов Блэквуда находится Природа. Неслучайно он так много путешествовал, ходил в походы, временами жил в лесах один. Многие его произведения проникнуты чувством благоговения, вызванного природой. Здесь имеет смысл привести in extenso выдержку из воспоминаний:

Однако, безусловно, самое сильное влияние в моей жизни оказала Природа. Это влияние рано проявило себя, усиливаясь с каждым годом, оно приносило утешение, дружбу, вдохновение, радость. Очарование природы остается доминирующим, поистине волшебным очарованием… и с годами оно лишь усилилось. Первые встречи с природой отличались ощущением того, что все вокруг живо, смутным впечатлением, что какое-то сознание пробивается сквозь каждую форму, и даже, что возможно, если бы я только нашел способ, какое-то невнятное общение с этой «другой жизнью»…110

Блэквуд описывает, что в детстве он часто ночами не спал, а выходил во двор, забирался под деревья в саду или шел к пруду и любовался природой, размышляя:

…обо всех людях, спящих в своих тихих комнатах, удивляясь, как они могут быть такими скучными и неинтересными, когда здесь, снаружи, они могут видеть эти раскачивающиеся ветви и слышать, как ветер так красиво поет среди игл. Все эти люди, как мне казалось в такие моменты, принадлежали к другой расе. У меня не было с ними ничего общего. Ночь и звезды, и деревья, и ветер, и дождь – вот с чем я должен и хотел быть близок. Они были живыми и персонифицированными, будоражили мои внутренние глубины, были исполнены смысла и знаков, в то время как мои родители, сестры и брат, все спящие в закрытом помещении, были не более чем случайностями, существующими помимо моей реальной жизни и моей личности… Леса, горы, пустынные места, возможно в особенности открытые пространства, такие как прерии или пустыня, но даже простые поля, тропинки и небольшие холмы создавали [во мне] настоящее чувство товарищества, которое не могло обеспечить никакое человеческое общение. В трудные времена, как и во времена радости, я всегда инстинктивно обращался к Природе. В те моменты глубочайших переживаний, когда люди обязательно должны быть одни, но в то же время остро нуждаются в понимании и товарищеском участии, только Природа и она одна могла утешить меня111.

Эти строки говорят сами за себя и не требуют пояснений. Наверное, при таком мироощущении не удивительно, что Блэквуд так и не женился, ведь он в людях не так нуждался, как в природе. Наиболее полным продолжением этих рассуждений стал его рассказ «Человек, которого любили деревья». Повествование строится на контрасте взаимоотношений героя с женой и его любви к лесу, фактически это соперничество за сердце героя, в котором лес побеждает. Рассказ, как бы продолжая рассуждения автобиографии, демонстрирует различное восприятие природы: в основном люди воюют с лесом, приручая деревья, «но только затем, чтобы рано или поздно убить»112, вот и жена героя страшится леса неясным иррациональным страхом, даже ветер, дующий оттуда, навевает на нее смутное чувство дискомфорта; в то время как герой ощущает, что «ветры несут по небу души деревьев, как облака»113.

В отличие от Мейчена, Блэквуд не любил сказки и древние легенды, Природа для него не была вместилищем каких-то сил или загадочных существ, она сама по себе священна. Возможно, с этим связано равнодушие Блэквуда к ритуалам. Его вовсе не занимают религиозные или магические обряды, а быстрый прогресс в получении степеней Зари объясняется увлекающейся натурой писателя, который с интересом пускался в любое предприятие, тем более в изучение новой духовной системы, сулящей раскрыть тайну жизни, но так же быстро и остывал, когда осознавал, что система вовсе не так хороша, а ее адепты скучны и своекорыстны. В письме к другу он емко характеризует эту черту своей натуры так:

Честно говоря, я думаю, что глубочайший интерес в моей жизни заключается в том, чтобы найти любое знание, в книге или на практике, которое может расширить поле сознания и пробудить силы, которые, как я убежден, лежат глубоко внутри нашего высшего Я (greater self) – так называемого подсознания. Я все еще верю, что у нас есть скрытые силы, которые могли бы приблизить нас, хотя бы немного, к Реальности114.

Все сказанное выше не отменяет того факта, что проза Блэквуда насыщена эзотерическими аллюзиями, теориями и мифологемами. Но от этого она не становится скучной или назидательно морализаторской, как это порой бывало у бравшихся за перо адептов Зари и вышедших из нее организаций.

Литература

Пожалуй, цикл рассказов о Джоне Сайленсе можно назвать квинтэссенцией блэквудовского отображения эзотеризма. Тут много любопытного, начиная с самого имени главного героя. Как удачно подметил Ю. Стефанов,

Сайленс – это собирательный образ посвященного, достигшего высших степеней духовной реализации: существо, внешне ничем не отличающееся от простых смертных, но таящее