Покидая район казино, ты попадаешь в другой мир. Там, на променаде, бурлит жизнь, процветает торговля. А здесь, в пяти кварталах от набережной, начинается страна третьего мира. Всего за три минуты я перенесся из рая для миллионеров в настоящие трущобы. Окружающий пейзаж наводил на мысли о щербатом рте наркомана с редкими пеньками полусгнивших домов.

Я ехал мимо сломанного забора, которым когда-то огородили заброшенный аэродром, чтобы отпугнуть незваных гостей. Хотя нормальный человек вряд ли стал бы сюда стремиться. Если бы не необходимость, я не то что не притормозил бы здесь, а, наоборот, прибавил бы газу. Только шум мотора «си-вика» нарушал тишину этого мрачного места. Справа от меня располагался бейсбольный стадион с заколоченными фанерой окнами и дверями. За ним тянулся еще один ржавый забор, разделявший взлетно-посадочные полосы и то, что когда-то было парковкой. Куда подевались кордоны безопасности, свет прожекторов, камеры видеонаблюдения по периметру? В самом конце взлетной полосы голубела узкая полоска залива. Наверное, по ночам, когда в воде отражаются огни казино, только она и служит источником скудного освещения заброшенного аэродрома. Сейчас башни казино отбрасывали на развалины диспетчерской вышки длинные тени. Сквозь трещины в бетоне проросла бурая трава.

Я заглушил двигатель и вышел из машины.

Аэродром оказался куда более скромным, чем я ожидал. На части территории было разбито что-то вроде парка, но остальная напоминала городскую свалку. Груды мусора. Строительный хлам. Обгорелые остовы автомобилей, разломанная полусгнившая мебель. Вандалы всласть потрудились над пустыми зданиями – бетонными блоками со следами граффити на стенах. Почему их просто не снесли? В заборе зияли дыры, сквозь которые легко прошла бы машина, но я предпочел передвижение на своих двоих и нырнул в одну из брешей. Природа уже начала отвоевывать когда-то отнятое у нее пространство. Бетонные дорожки рассыпались, превратившись в грязные тропинки. Разметка взлетной полосы давно стерлась, так что самой полосы посреди поля стало почти не видно. Наверное, поначалу здесь еще появлялись патрули, но, судя по всему, со времени последнего из них прошло много месяцев. Таблички «Проход закрыт» выцвели, поверх прежних надписей красовались какие-то мудреные символы. Похоже, теперь здесь тусовались городские наркоманы. Я прошел дальше, к заброшенным зданиям. Возле взлетно-посадочной полосы, как часовые, стояли два пустых красных контейнера для мусора и валялись перевернутые футбольные ворота.

На дверях первого здания – бывшего ангара – висела цепь, явно выдержавшая не одну попытку взлома, запертая на замок с четырьмя тумблерами. И замок, и цепь покрывал густой слой ржавчины.

Второй ангар выглядел не лучше. От первого его отделяла мусорная куча, издававшая резкую вонь гниющих отходов и собачьего дерьма.

Я двинулся в сторону третьего ангара.

И тут услышал это.

То ли металлический скрежет, то ли отдаленный удар колокола. Звук был настолько слабый, что удивительно, как я уловил его сквозь ветер.

Я остановился, напрягая слух, но слышал только удары собственного сердца. Снова подул ветер, разгоняя вонь. Я огляделся по сторонам и очень медленно двинулся на звук. Свернув за угол, с тыла подошел ко второму ангару. По его центру располагались двойные раздвижные двери. В лучшие дни в этом ангаре укрывались от непогоды частные самолеты. Теперь он представлял собой типичный заброшенный склад. Я присмотрелся к цепи на дверях.

Перекушена в двух местах.

Двери были чуть приоткрыты, и я заглянул в щель. Внутри было темно, хоть глаз коли. Но на земле у входа явственно виднелись следы протекторов. Я осторожно обошел их. Свежие. И тут у меня перехватило дыхание.

Кровь.

На ручке правой двери ангара я увидел небольшое красное пятно, по форме и размеру похожее на отпечаток большого пальца. Вокруг виднелись и другие смазанные кровавые следы, уже засохшие.

Я раздвинул двери ангара.

Внутри стоял автомобиль.

Это был «Додж-Спирит» 1992 года, белый – по крайней мере до того, как его изрешетили пули. Лобовое стекло, все в пробоинах от выстрелов, растрескалось и походило на паутину. Корпус проржавел так, что краска начала осыпаться. Все четыре шины были спущены и свисали с дисков жалкими тряпками.

Сам ангар напоминал пещеру. В лучшие времена, прикинул я, в нем легко поместились бы четыре пропеллерных самолета или одна пятиоконная «сессна» размерами вдвое меньше, чем самолет Маркуса. Теперь на стальном полу скопился толстый слой пыли и битого стекла; стены вместе с тонким слоем изоляции покрылись плесенью. Сквозь дыры в крыше в ангар стекала дождевая вода, собираясь лужами. Должно быть, закрывая аэродром, городские власти вынесли отсюда все сколько-нибудь ценное. Даже плексиглас. Да, теперь я убедился: лучшего места, чтобы бросить одну машину и пересесть в другую, Риббонсу было не найти. Обстановочка еще та, зато безлюдно. И от «Ридженси» – пять минут езды. А ведь я, в отличие от него, ехал в час пик.

Прежде чем приступать к активным действиям, я надел кожаные перчатки. Отпечатки пальцев у меня стерты, но на руках имеется немало других признаков, позволяющих установить личность человека. Скажем, потожировые следы. Обнаружить их способен только эксперт, но все же… Я уж не говорю про ДНК… В то, что меня просто вычислить, я, конечно, не верил, но к чему лишний риск?

Я аккуратно обошел следы протекторов на пыльном полу. На летном поле было грязно, и они отпечатались достаточно четко. Первый след принадлежал «доджу», на котором Риббонс въехал в ангар, второй – машине, на которой он уехал. Сквозь треснувшее лобовое стекло я заглянул в салон «доджа». Судя по размеру пулевых отверстий, стреляли из крупнокалиберной винтовки. На обивке водительского сиденья темнели кровавые следы. Кровь глубоко впиталась в ткань. Она еще не полностью высохла, но загустела и свернулась. Удалить с ткани кровавые пятна очень трудно – без холодной воды и отбеливателя не обойтись. Как-то раз мне приходилось этим заниматься. Я подошел к окну со стороны водителя. Приборная панель была забрызгана мозговым веществом, к которому прилипли осколки костей. Омерзительная эта картина казалась какой-то нереальной.

Кровавые следы могут много о чем рассказать: главное – уметь их читать. В момент выстрела Морено, должно быть, сидел в машине, на водительском месте. Лобовое стекло было все в мелких и уже засохших брызгах, из чего я вывел, что стреляли сзади. Прикинув, под каким углом летели брызги, я определил, что пуля, очевидно, пробила средний мозг и вышла через лоб. Сила удара была чудовищной, и смерть наступила мгновенно, свидетельством чему служило отсутствие вторичного кровотечения. Стреляли из крупнокалиберной винтовки с оптическим прицелом.

Определить, где чья кровь, в таком месиве было нелегко, но мне это удалось. На водительском сиденье, слева, запеклась лужица крови, вокруг которой виднелись крупные, миллиметров семи в диаметре, бурые капли. Значит, Риббонс был ранен. Я догадался, что он выбросил тело Морено, но, прежде чем сесть на водительское место, сам получил пулю. Поиски в машине ни к чему не привели. Из этого следовало, что в Риббонса стреляли на улице.