— внутренне, конечно, трепеща, что он скажет: «Ты что же, не понимаешь, что я работаю со штампами?» или: «Ты что же, не понимаешь, что все это пародийная разработка идей, присущих массовому сознанию?» И положит трубку. Я это все, конечно, понимаю, но все равно хочу прямых ответов на свои прямые вопросы. К своему (не скрою, радостному) удивлению, именно такие ответы я и получила.

— В «Чапаеве», хоть и не без каламбуров и иронии, прямо говорилось о «самых важных вещах», например о смерти и будущей жизни. В «Generation П» вы эти «самые важные вещи» профанируете. Значит ли это, что вы, как многие писатели нового поколения, считаете, что серьезно в наше время ни о чем говорить нельзя?

— Самые важные вопросы недоступны профанации. Попробуйте профанировать, например, факт смерти. Получается, как в парном английском граффити: «Бог умер. Ницше. — Ницше умер. Бог». Но в «Generation П», как мне кажется, ничего не профанируется, кроме, может быть, различных идеологий, которые я бы никак не отнес к «самым важным вещам», во всяком случае в своей жизни.

— В вашей книге обыгрывается идея, что миром правит «тайная ложа» рекламщиков. Вы действительно видите в рекламе новый фольклор или даже новую Библию?

— К сожалению, я все больше склоняюсь к выводу, что миром правит не тайная ложа, а явная лажа. Об этом, кстати, и написана книга. То, что реклама стала источником нового фольклора, уже давно очевидно. А Библию я предпочитаю видеть в Библии.

— Идея «заговора» сейчас довольно много эксплуатируется, причем не самыми привлекательными силами. Вы не думаете, что они, например, могут поднять вас на щит?

— Я не очень хорошо представляю себе, какие именно малопривлекательные силы, эксплуатирующие идею заговора, вы имеете в виду, потому что в заговорах сейчас обвиняют друг друга все силы, а особо привлекательных среди них я не замечаю. Страстная приверженность конспирологическим схемам объяснения жизни мира кажется мне одним из симптомов вялотекущей шизофрении. Человек слишком мимолетное существо, чтобы составлять хоть сколько-нибудь серьезные планы или, тем более, заговоры — если кто этого не понял, то, несомненно, придет момент, когда такого понимания будет не избежать. Но вся эта конспирология — замечательный материал для пародии.

— Накат на СМИ, обвинение их в манипуляции обществом сегодня повсеместны. Голливуд снимает о злокозненных СМИ высоко бюджетные фильмы — Truman`s Show («Шоу Трумана»), Wag the Dog («Плутовство»). Вы ощущаете себя в этой струе?

— Сама идея «наката на СМИ» своего рода оксюморон, потому что осуществлять всерьез этот накат можно только через сами СМИ. Большинство СМИ не особо напоминают мне унтер-офицерскую вдову. Я не думаю, что СМИ манипулируют обществом, поскольку невозможно манипулировать абстрактным понятием. Но СМИ, безусловно, манипулируют сознанием. Это их единственное назначение. Чтобы это стало ясно, достаточно хоть раз задуматься, что такое так называемая информация и какова ее субстанция. Дело даже не в том, какую линию проводят СМИ и чьи интересы отражают, — дело в самой их природе. Маршалл Маклюэн сжал всю проблему до великого афоризма: The medium is the message. («Медиум — это послание». — «Эксперт»). Лучший перевод на русский слова media (множественное число от medium) — «медиумы», что-то вроде спиритов, — очень почтенная компания. Что касается «струи» — не знаю. Андрей Вознесенский призывал нас избегать попадания в струю. Могу только сказать, что Wag the Dog мне очень нравится, но мне кажется, что проблема, о которой мы говорим, ярче отражена в Dark City. (Wag the Dog — фильм Барри Левинсона о манипулирующих обществом СМИ, Dark City — фильм Алекса Пройаса о лабиринтах подсознания. — «Эксперт»).

— Многие могут воспринять эту книгу как «антирусскую»…

— Не представляю себе кто. Разве что какие-нибудь малопривлекательные силы — те, которые могут поднять меня на щит, — или какие-нибудь еще. У нас их, слава Богу, много.

— Вы делаете наркотики связью вашего героя с астралом, хотя это довольно заезженный прием. Почему вас так интересует психоделический опыт?

— Герой книги не особо на меня похож. Большинство моих друзей, да и я сам, давно поняли, что самый сильный психоделик — это так называемый чистяк, то есть трезвый и достаточно дисциплинированный образ жизни. Тогда при некоторой подготовке снимается проблема непримиримого противоречия между трипом и социальной реальностью. Понимаешь, что есть только трип между прошлым и будущим, именно он называется жизнь. А что такое «астрал», я даже не знаю. Хорошее название для стирального порошка.

— Почему вас так интересуют новые русские? Вы считаете их новой формацией?

— Если бы они не были новой формацией, не было бы такого развитого новорусского фольклора. Фигура, которая отражена в фольклоре, — это подобие полевого командира времен Гражданской. Начальник всей реальности в зоне прямой видимости. В этом смысле тачанка мало чем отличается от шестисотого «мерседеса». Меня интересует скорее этот фольклорный тип, клонирующий себя в реальной жизни, а не настоящие богачи, про которых я мало что знаю.

— И последний вопрос — пафосный: сейчас все охотятся за национальной идеей. На сегодняшний день вы — чуть ли не единственный писатель, которого читают совершенно разные социальные слои населения. Так что вам бы и следовало внести свою лепту в ее разработку…

— Национальная идея нужна не людям, а идеологам. Идеологи нужны по большому счету только самим себе. Лихорадочные поиски национальной идеи — самый яркий симптом болезни общества. Но общество выздоравливает не потому, что эту идею находят. Скорее происходит прямо наоборот — о необходимости такой идеи забывают, когда общество выздоравливает. Как-то я спросил одного шведа: «Какая у вас в Швеции национальная идея?» Он пожал плечами и ответил: «Живут люди». Пока наши начальники не допрут до похожей национальной идеи, нас всегда будет кидать из оврага в овраг.

Источник — http://pelevin.nov.ru/interview/o-exprt/1.html

Мне нечасто везет на общение с Пелевиным…

17 мая 1999. Дмирий Быков, «Огонек»

Мне нечасто везет на общение с Пелевиным, и говорить с ним о литературе я избегаю. Но по случаю окончания романа он дал мне нечто вроде интервью, которое излагается опосредованно, — за точность изложения я ручаться не могу, и вообще сама мысль о том, чтобы интервьюировать Пелевина, кажется мне довольно абсурдной. В своих текстах он высказывается до конца, выговаривается вчистую, проговаривая вслух то, о чем все догадываются, но вслух сказать не решаются.

«Все в руках Аллаха». — «Но позвольте! Все находится в сознании Будды!» — «Но вся фишка в том, что сознание Будды тоже находится в руках Аллаха».

Ни в одной прежней пелевинской книге не было такого отвращения к современности, такой духоты, такой плоской и ограниченной реальности. Пелевин адекватен эпохе как никогда. Написал роман о нашем времени и закрыл тему.