Это был самый стремительный полет Академикума и самый короткий, почти падение. Темные зубцы гор приблизились в один миг. Что-то внутри Острова натужно загудело, как в перегревшемся мобиле. И пол ногами снова заходил ходуном, словно карета, которую пытается остановить кучер, натягивая вожжи. И, кажется, ему это даже удалось. Приостановив свое скольжение всего на секунду, Академикум завис над Чирийскими горами, над узкой лощиной, стиснутой с двух сторон изломанными хребтами. Крис протянул мне руку, а я подняла свою, желая прикоснуться к его пальцам. Но в это время Остров, куда как медленней, словно нехотя, рухнул вниз. Шляпка все же слетела с головы нерадивой хозяйки.

Последнее, что я помню – это синие глаза. А еще страшный грохот. И магию, что разливалась вокруг. Магию огня, воздуха, земли – всего, до чего мы смогли дотянуться.

Изредка я задавалась вопросом, о чем думал дядя Витольд в свой последний полет, что почувствовал, когда дирижабль протаранил носом соседний, успел ли что-нибудь понять до того, как наполненный газом шар распустился огненным цветком?

Частично я получила ответ на этот вопрос, когда рухнул Академикум, именно под таким названием этот день вошел в историю Эры.

Вряд ли граф Астер думал о семье, о брате или племянниках, возможно, лишь мысль о сыне, который так и останется без имени рода, мелькнула и исчезла навсегда. Я, во всяком случае, о родных даже не вспомнила. Наверное, я плохая дочь. Я думала лишь о том, как это обидно, умереть. И еще о том, что этого просто не должно было случиться. Только не со мной. И не с Крисом.

Удара я не почувствовала или просто не запомнила и лишь по тому, как ломило все тело, могла судить, что он был страшен. Но мне повезло, я выжила, хотя в первый момент, когда открыла глаза, так не показалось.

Знаете, как бывает, тебя выдергивает из страшного сна, но ты не понимаешь, что проснулся, страх продолжает сжимать сердце. А бывает наоборот, из одного сна тебя выкидывает в другой. Ты думаешь, что все уже позади, что страшное видение отступило, но, на самом деле, ты еще во власти кошмара, а пробуждение всего лишь мираж.

В тот день я не знала, проснулась или нет. Первое, что я ощутила, это боль. Рывок и снова боль. Перед глазами все расплывалось, а еще… Что-то шипело, пахло гарью и машинным маслом. Снова рывок и боль. На миг я открыла глаза и увидела перед собой ощерившуюся железными иглами зубов кошку. И тут же закрыла их снова. Смотреть в горящие глаза механического зверя не было никакого желания. Около самого уха снова что-то загудело. И я поняла, что это голос, кто-то что-то говорил. Девы, неужели можно разговаривать с железным зверем? Я ощутила кольцо рук вокруг талии и поняла, что меня куда-то тащат, как куклу, которая чем-то не угодила капризному ребенку. Я тряхнула головой и снова открыла глаза. Силуэт кошки немного расплывался, словно я смотрела на нее через толщу воды. Но она уже стояла чуть дальше.

Очередной рывок, гул произнесенной низким голосом фразы, давление в животе, от которого тебя того и гляди вывернет наизнанку. Расплывающийся цветной кляксой мир на миг стал четким, словно на него положили линзу. Миг, за который я смогла разглядеть его до малейших деталей. Серую, кружащуюся в воздухе пыль, тусклый диск солнца, механического зверя, стоявшего на куче расколотого камня, а за ним… За ним лежал Крис. И путь его лицо было грязным, пусть волосы слиплись от крови, я смогла узнать его. Я узнала бы его где угодно. Над рыцарем склонилась Цецилия, ее губы шевелились, но я не слышала ни слова. Зато наверняка слышал зверь. Железная кошка развернулась. Целительница подняла руку, защищаясь. Но что такое слабая человеческая рука против стальной лапы с когтями…

Я закричала. Хотела закричать, но очередной рывок выбил весь воздух, а мир, секунду назад такой яркий и четкий, снова поблек, расплылся, закрутился, его залила темнота, и в ней не было места ни кошкам, ни рыцарям и другим видениям.

А потом я проснулась снова, еще не понимая, было ли первое пробуждение реальным, или это всего лишь часть приснившегося кошмара. Что-то продолжало шипеть, руки и голова были столь тяжелыми, что мне никак не удавалось их поднять. Пахло гарью. Очень хотелось пить, губы были сухими и потрескавшимися, а еще затылок дергало болью, словно там поселились человечки из городских часов, которые размеренно били молоточками по наковальне. В общем, полная картинка уготованного Девами искупления для закоренелых грешниц вроде меня.

С губ сорвался стон, перед глазами тут же оказалось темное пятно, а у горла я ощутила что-то ледяное, подобно сосульке. И такое же острое.

– Назови мне хоть одну причину, по которой я не должен перерезать тебе горло прямо сейчас? – спросило пятно знакомым голосом.

Я заморгала, пятно обрело очертания мужской фигуры. Я облизала пересохшие губы и попыталась что-то сказать, но вместо слов вышел лишь сип.

– Это не имеет смысла, – раздался дрожащий голос. И я тут же его узнала. Мэри! Дочь травника находилась рядом. – Ее смерть ничего не изменит, Разлом будет зак…

Ощущение льда у горла исчезло, раздался звук удара. Знаете, есть звуки, которые ни с чем не спутать, например, когда бьют человека. Кто-то ударил Мэри, и та замолчала. А через секунду нож снова оказался у моего горла.

– Не изменит так не изменит, зато хоть развлекусь. – Фигура стала более четкой, я смогла разглядеть темный плащ, светлый воротник, короткие волосы.

– Напоследок? – прохрипела я.

– Что? – Мужчина склонился, и я, наконец, смогла его разглядеть. Смогла узнать по черным глазам.

– Это будет ваше последнее развлечение, магистр Олентьен, – тихо проговорила я, но он услышал. Демоны вообще куда способнее людей. – Ибо за мою смерть вы заплатите своей жизнью. – Я закашлялась, но все же нашла в себе силы продолжать: – Готовы оплатить счет за развлечение?

– Пожалуй, нет, – с явным сожалением ответил демон, занявший тело молодого магистра. Убрал нож и рявкнул: – А ну тихо!

И шипение прервалось всхлипом. Нет, не шипение, а чей-то тихий и усталый плач, на который почти не было сил, да и голос давно сел.

Одержимый выпрямился и словно потерял ко мне всякий интерес. К вящему облегчению.

Я увидела над головой посеревшее вечернее небо. Несколько раз вдохнула, собралась с силами и приподнялась. Небо тут же принялось кружиться, словно зонтик в руках жеманной девицы. Я закрыла глаза, чтобы не видеть этого мельтешения, и все-таки села, досчитала до десяти, а потом снова открыла глаза. И первой, кого увидела, оказалась Мэри Коэн. Девушка сидела на мозаичном полу и комкала в руках платок. Правая щека сокурсницы горела алым. Мне не нужно было спрашивать, куда ее ударил демон.

– Тебя принесли последней, – прошептала Мэри, встретившись со мной взглядом.

Последней? Принесли?

Я огляделась, мы точно были не в оружейной. Пол, на котором мы сидели, был знаком, знаком камень, которым он выложен, и даже трещина, что пересекала его наискосок. Зал отрезания от силы, тот самый, где еще недавно… На лоб упала ледяная капля, и я подняла голову, в потолке зияла дыра размером с дирижабль. Вряд ли меня закинуло сюда через нее, что-то подсказывало, что будь это так, я бы сейчас отчитывалась о своем поведении перед богинями. Ах, да, Мэри же сказала, что меня «принесли»… Мысли в голове были такими же неповоротливыми, как и тело.