Нашла. Так стремительно и внезапно, сама до конца, не веря в скоропалительную роспись в загсе. А уж о том, чтобы кого-то пригласить на эту церемонию и речи не шло.

Мама, конечно, была недовольна. Не самим фактом моего замужества, а…Как же без её участия-то?

А потом настигшее сокрушительное фиаско. И такой пугающий для меня факт беременности, прежде всего страх неодобрения родительницы…

Приняла и даже довольна, но каких моральных сил мне стоило то признание о беременности, когда я вернулась с поджатым хвостом. А сколько было воплей, что я не должна была добровольно разводиться и требовать алиментов.

Сейчас то она, разумеется, осознала, что такая моя позиция для нее даже выгодна. Я все также рядом, под её опекой вроде, что дает ей моральное право меня поучать.

— Приехала-таки, засранка, — обнимает мать Сашку.

Про фамилию наоборот — это мамина шуточка. И «засранка» оттуда же, любя.

— Совсем про родителей забыла в своей попе мира.

— Мам, я тоже по тебе соскучилась, — пытается маневрировать Сашка, целуя мать в щеку.

Понимает, что долгожданную встречу не стоит омрачать спорами и препирательствами с матушкой. Бесполезно.

— Пап, ну, где ты там? Иди сюда, обниму, — кричит весело отцу.

— А что без мужа? — не унимается мама.

— Ему в прошлый раз хватило впечатлений. Все равно он тебя не понимает, мам, — фыркает Шурка.

— Напугала зятя-то, — подзуживает на заднем фоне отец. — Я ж говорил, что больше не приедет к теще.

— Молчи уж, окаянный, не подкусывай, — отмахивается теща.

Вот такие они, родители. Душа в душу, ага. Отче, понятно, под каблуком, но оттуда умудряется по-тихому супругу драконить, вставляя свои пять копеек.

— Шурка, опять хвостом метнешь и назад. Могли бы месяц тут пожить.

— Ага, конечно, — одними губами транслирует сестра мне, закатывая глаза.

— Пошли, кормить буду. Как знала, наготовила заранее.

— А что там у тебя? — живо поинтересовалась Сашка.

— Борщ, «шуба», гуляш, ягодный пирог, — охотно перечислила родительница, первые два блюда как раз то, по чему Сашка страдает в своей Норвегии.

Селедка есть, а свеклы нет.

— Тихо, не шумите, ребенка мне разбудите, — шикает мать, когда мы заходим в дом.

— Я, пожалуй, откажусь от ночного жора, — сообщаю семейству.

Впрочем, это только дань вежливости. Мать все равно сейчас полностью поглощена Сашкой. Благо та, не думает отказываться от ночного угощения.

Скинув обувь у порога, тихо поднимаюсь вверх по лестнице на мансарду, в Ксюшкину комнату. Уже не терпится обнять и поцеловать дочь даже во сне.

— Моя сладкая малышка, — вздыхаю родной детский запах, целуя дочь в лобик и поправляя сбившуюся простынку, используемую вместо одеяла.

Жарко.

Удостоверившись, что Ксюша здесь, на месте, со мной, я сразу же испытываю умиротворяющее чувство спокойствия.

Аккуратно скидываю с себя одежду и укладываюсь рядом с дочей. Ну и что, что у меня есть собственная спальня? Хочу и все.

Осторожно кладу голову на подушку и мгновенно засыпаю, специально не начиная рефлексировать. Ну, на фиг! Иначе не уснула бы.

Я встала пораньше, и чтобы напечь семье блинчиков. Еще с детства так повелось, что это чисто моя прерогатива.

После сбегала в теплицы за огурчиками и помидорчиками с зеленью, да нарезала салат.

Немного подумав, решила отварить яйца и картофель. Хочу окрошки, как в детстве. Думаю, Шурка заценит. Тем более, в холодильнике есть запас свежего кваса.

Дом у родителей — деревянный сруб, но при этом благоустроенный. Вода из скважины, ванна, туалет, все, как полагается. Газового отопления, правда, нет и не предвидится. Вот так вот, казалось бы, в самом регионе, непосредственно добывающем данное природное богатство. Соседи обогреваются электричеством. У нас, кроме этого еще и печка русская сложена, умениями и стараниями отца.

На шум из кухни вышла мама.

— Ты что это с утра раннего подскочила? Обычно дрыхнешь, как сурок.

— Не спалось, — пожимаю плечами, не вдаваясь в подробности.

К сожалению, мой негативный жизненный бэкграунд не способствует доверительному общению с родительницей. Либо не поймет, либо осудит, либо начнет волноваться. А ей нельзя. Давление.

Опять же, это она не со зла. Просто человек такой, и это надо принять как данность, сделать выводы, обходясь без лишних откровений.

— В кои-то веки, отдохну от готовки, — заключает мама.

— Доброе утро, страна! — следом за матерью подтянулась сеструэль, с трудом раскрывая глазки ото сна и заразительно зевая. — Чего тут суетитесь? М-м, блинчики. Васька, ты прелесть! — тут же хватает блин с тарелки.

Вот всегда так. Нет, чтобы дождаться, когда я полную горку напеку, сесть всем за стол и дружно позавтракать. Никакой культуры приема пищи налицо.

— Мама, мама! — показалось мое солнышко, чуть ли не кубарем скатываясь с лестницы.

— Ксюша, сколько раз говорить, не прыгай по лестнице! — включает строгого командора бабушка. — Безобразница!

Я этого тона боялась в детстве до ужаса. Сашка же всегда была пофигисткой, и хоть знатно за это получала нагоняев и наказаний, все равно действовала по своему умозрению. Видимо, Ксения унаследовала что-то из её характера, благополучно проигнорировав бабулю и жизнерадостно улыбаясь.

— Мама, не кричи, пожалуйста, — тихо говорю матери, опасаясь нарваться на продолжительную истерику.

— Я не кричу! Упадет, потом по-другому запоешь, — выговаривает недовольно, переводя все свое негодование уже на мою персону.

Молчу. Тупо молчу. Чтобы не развивать дальнейший конфликт.

— Ой, тётя Сяся! — узрела Ксюшка любимую тетку, и резко сменив вектор направления направилась к ней.

— Ой, привет, мой котёнок! — с трудом сориентировавшись спросонья, подхватила её Шурка на руки. — Ого, подросла, однако, — ощутила она всю прелесть тяжести детского тельца.

Ксюшка хохочет, обвив тётку, как обезьянка.

А Сясей сестра стала, потому что у Ксюшки есть значительные пробелы в разговорной речи, попросту, она не все буквы выговаривает.

Взрослым так понравилась её «тетя Сяся», что мы сами порой так Сашку называем. Мама, так точно. Еще при внучке. Не зря же, Ксения Васильевна до сих пор Сашку Сясей величает.

Смех смехом, но иногда взрослые дурнее детей. Вот еще один пример, бабушкиного воспитания, который был отточен и на нас с Шуркой в нашем далеком детстве. А именно, заучивание пошлого стишка на потеху взрослым: