Дни тянулись медленно, сквозь полумрак и сквозь сон, одинаково и спокойно, и вот в один из дней я проснулся от странного ощущения. Что-то в мире было не то, только я долго не мог понять, что именно.

Голова вот болела. Начала еще вчера, а сегодня продолжила, прямо с утра. Что-то саднило в центре лба, точно кто-то очень и очень упорный собирался просверлить мне переносицу. Я вспомнил, что ночью меня беспокоили странные звуки в доме. Он точно ожил, скрипел половицами, потрескивал стеклами, вздыхал печкой, уснуть под такую музыку удалось далеко не сразу. Но постепенно привык, а когда открыл глаза, то увидел, что свет, пробивающийся из окошка, поменялся. Обычно желтый и насыщенный, он сделался серым и равномерным, я поднялся из ватника и выглянул.

В непривычном освещении мир казался чужим и посторонним, глаза, привыкшие к яркому и слепящему, не узнавали двор в мягком и блеклом. Сначала я вообще почти ничего не разглядел, только муть, точно все окружающее пространство залили молоком, красиво и спокойно, светло, и все предметы стали округлыми и потусторонними.

И вдруг я увидел тварь.

Она стояла у высохшей яблони и смотрела прямо на меня. Это было так неожиданно, что я чуть не сорвался с фундамента. Во всяком случае, едва удержался, чтобы не затявкать. Я сомневался, что она меня видела, просто чутье убийцы заставило ее остановиться возле нашего дома и проверить. Может, она стояла там уже несколько часов, сливаясь с выгоревшей черной корой, караулила, ждала движения или какого другого звука.

Я замер, стараясь унять дыхание и даже сердцебиение. Потому что тварь оказалась здесь явно не случайно. Она хотела есть, они ведь всегда хотят есть, они не остановятся, пока не сожрут всех, кто встретится у них на пути.

Нет, терпеливые они. Я думаю, они во многих городах сейчас сидят и караулят, ждут. Точно пауки.

Странно она стояла, необычно, я никак не мог понять, что именно меня смущало. И вдруг догадался. Как-то уж слишком расслабленно, как будто она спала стоя.

И еще что-то…

Что-то изменилось, я никак не мог понять, что именно.

– Бугер! – позвал меня Костик. – Бугер, ты чего?!

Я едва не завыл. Едва не откусил себе язык.

Потому что тварь услышала. Она чуть наклонила голову и повернула ухо в нашу сторону, хотя уха у нее, в общем-то, уже не было, так, какие-то гнилые обрывки.

– Бугер!

Тварь ожила окончательно и направилась к нам. Всё.

Тварь шагала по траве к нашему дому, и трава ломалась с хрустальным звуком. Как будто была из стекла. Я вдруг испугался, что мир остекленел, но потом до меня вдруг дошло то, что должно было дойти сразу, едва я открыл глаза.

Трава замерзла! Ночью прошел заморозок! Вот почему у меня болела голова, вот почему я туго соображал. Холод. Холод! В одну короткую ночь кончилось лето, и сразу, без перехода, наступила зима, я никогда такого не видел. С другой стороны, я вообще никогда не видел того, что происходило вокруг.

Тварь засмеялась своим довольным предвкушающим смехом, она чуяла добычу.

– Кто там?! – нервно спросил Костик.

Тварь приближалась по траве, хрустела льдом, выдыхала холодный пар.

Я ждал.

Тварь остановилась возле дома и постучала в стену пальцем, звук получился звонкий, какой может быть только в морозные дни.

Костик дернулся.

– Выходи, – произнес вкрадчивый голос. – Я знаю, ты здесь.

И снова постучала.

– Ты хочешь кушать?

Я уже это слышал. И от этого шерсть у меня на загривке поднялась, а нос сморщился, и вылезли зубы, я готов был уже зарычать, захлебнуться истерическим лаем, но удержался.

– Выходи, – ласково прошептала тварь. – Мне скучно.

Костик задрожал. То есть зубы у него застучали, и громко так.

– Мне скучно. Я тебя жду.

– Заткнись! – крикнул Костик. – Заткнись! Заткнись!

В ответ тварь расхохоталась, жирно, с удовольствием и, как я услышал, с искренней радостью. Они так долго могут, часами, наверное.

– Заткнись!

Тварь заскребла по бревнам, извлекая крайне неприятный скрежещущий звук, тоже знакомая штука, хорошо еще, что не по стеклу. Но даже если не по стеклу, впечатление производит. На Костика тоже произвела. Люди боятся темноты, красных глаз и скрежещущих звуков на генетическом уровне, мне кажется, в этом большая заслуга тварей. Костик допустил ошибку, отозвался.

А потом допустила ошибку тварь.

– Иди сюда, – сказала она. – Иди сюда.

И просунула руку в окошко. То есть лапу, конечно. Хотела напугать Костика до одурения. Чтобы он забился в дальний уголок подвала и сошел там с ума, медленно то есть сходил бы, а она наслаждалась, дышала бы страхом.

– Иди ко мне…

Она продолжала тянуть лапу, а мне почему-то казалось, что лапа эта вытягивается и вытягивается, как бы удлиняясь.

Не знаю, что с ней такое было – как она не учуяла меня. Впрочем, возможно, в этом был повинен Костик – перепугался он слишком сильно, так сильно, что запах его страха заглушил мой.

С лапы гнилыми рваными лоскутами слезала человечья кожа, когти были длинные и острые, пальцы сжимались в кулак и продвигались к нам. Костя очнулся и смотрел на это, я видел, что сейчас он вот-вот закричит.

Тогда я сделал то, что мог. Я вцепился в запястье твари и дернул вбок. Кости хрустнули, но не сломались, брызнуло черным, тварь дернулась наружу, и ударила меня о стену, но я не отпустил, сдвинув зубы до звона. Она била меня о стену, а я не отпускал, я упертый тип, я не только не отпускал, но при любой возможности старался тянуть в сторону, в сторону, чтобы лапа шла на излом.

Она ударила в стену и завыла, а я не отпустил.

Сбоку подскочил Костик с ножом.

Нож у него был неплохой, лезвие с пилой поверху, этой пилой Костик и стал пилить. Тварь завизжала, лезвие врезалось в кость, я свалился с фундамента на землю, и лапа осталась у меня в зубах, я выронил ее, Костик отскочил к столбу, поддерживающему потолок, выставив перед собой клинок.

А на улице было уже тихо. Ну, почти, опять хрустела трава под ногами уходящей твари. Догнать!

Я кинулся к лестнице, влетел по ступеням, откинул лбом крышку люка и оказался в доме, затем через веранду, в кладовку, в дровник и наружу, на воздух.

И только здесь я ощутил холод. Температура упала здорово, если бы были лужи, они бы замерзли. На морде тотчас собралась изморозь, я совсем отвык от холода. Но и приятно тоже.

Я огляделся и послушал воздух. Нос мне сразу заложило, и ничего толком я не обнаружил, и твари тоже поблизости не было, исчезла, отправилась зализывать раны. А может, другую руку отращивать пошла, кто их поймет. Все, пора уходить. Конечно, Костик еще не восстановился, но теперь по-другому никак. Скоро тут будут остальные. Хотя это странно – что она не напала снова. Подумаешь, рука, мало ли…