— Никогда не показывай пальцем! Никогда не кричи на улице! Никогда не глазей на прохожих!

Я пугаюсь из-за ее испуга. Мне очень стыдно.

Тетенька останавливается и пристально смотрит на меня. Смотрит, смотрит. А потом говорит:

— Ишь ты какая!

И больше ничего.

— Простите, пожалуйста! Ребенок, — оправдывается тетя.

Я понимаю, что сделала что-то ужасное. Щеки мои начинают гореть. Мне неловко смотреть по сторонам.

Мы заходим в сквер, садимся на скамейку. Тетя гладит меня по голове, объясняет:

— Разные люди рождаются на свет. Всем нелегко живется. А вот таким, как та бедная женщина, и совсем худо. Разве тебе приятно было бы, если бы все на тебя пальцами показывали?

— Нет! — отвечаю я.

Щеки горят. Я все понимаю. Что же я наделала? Я обидела человека!

— Она инвалид? — спрашиваю я.

— Да, она инвалид.

— Это из-за войны?

— Нет. Инвалиды бывают не только из-за войны. Люди рождаются с болезнями, отклонениями. Надо всегда радоваться и судьбу благодарить, если у тебя все в порядке. А таким людям надо сочувствовать, помогать. Но не пальцами на них показывать. Не делай другому то, что тебе не понравится. Прежде чем сделать, подумай: а мне это не было бы больно? Ты поняла?

Я, конечно, все поняла. И я не могу забыть, как на меня смотрела эта тетенька и как она сказала «Ишь ты какая!». Не ругалась, не злилась, но ТАК сказала… Мне почему-то страшно.

— Я тебе сегодня одну сказку прочитаю, — говорит тетя. — Думала, рано еще, потом. Но это очень важная сказка. Сегодня будем читать.

Я радуюсь. Значит, все. Про то мое поведение можно забыть. Я, конечно, никогда ни на кого не покажу пальцем, никогда не стану глазеть, оглядывать. Но хочется поскорее забыть и жить, как прежде. Без чувства стыда.

Вечером доходит дело до сказки.

«Карлик-Нос».

Ничего более страшного я в своем детстве не слышала.

Мальчик обидел старуху, похожую на ту тетеньку, что я сегодня обидела. И та сказочная старуха устроила так, что у мальчика тоже вырос горб. И нос стал крючком… И родители его не узнали, прогнали его насовсем.

Разве может быть что-то страшнее?

Я буквально трясусь от страха. Зуб на зуб не попадает.

— А та тетенька… Она за мной не придет? Я не стану, как она?

— Та тетенька не придет. Но никогда не обижай других людей, если не хочешь, чтоб обидели тебя. Запомнила?

— А та тетенька так на меня смотрела… Может, она запоминала меня? Чтоб прийти и забрать?

— Нет. Она смотрела, потому что ей было очень больно и обидно. И она не знала, что сказать.

Я долго не могу заснуть. Я мечтаю встретить ту тетеньку и попросить прощения. И еще сказать, что я теперь не такая! Я так больше не буду. И еще… Еще я попрошу ее не забирать меня от Танюсеньки. И не превращать меня в Карлика-Носа…

Я больше никогда-никогда…

Мы часто ходим в зоопарк. Он от нас близко.

В зоопарке я знаю всех зверей. Знаю, кто хищный, кто травоядный. Знаю, что верблюды очень сильно плюются, если на кого-то обидятся. Очень люблю смотреть на обезьянок: они играют так смешно!

Но в зоопарке, кроме зверей, есть еще другие детские радости. Например, свистулька «уди-уди». Это короткая, пустая внутри трубочка. С одной стороны к ней приделан резиновый шарик. Если через трубочку шарик надуть, то потом трубочка станет свистеть.

Еще продаются яркие мячики. Они обмотаны резинкой и держатся на резинке. Можно дергать резинку, тогда мячики подскакивают.

Еще есть значки, флажки… Много чего.

Мне всегда что-нибудь покупают. Только одно никогда: красные леденцы на палочке в виде петушков.

— Это отрава, — объясняют мне. — Изготовлено в кустарных условиях.

Сначала я, естественно, думаю, что делают петушков в каких-то грязных кустах, и спрашиваю, так ли это.

Мой вопрос веселит взрослых. Мне говорят, что почти так. Не в кустах, конечно, но непонятно где, непонятно из чего и наверняка грязными руками. И красная краска петушков — очень вредная химия.

Конечно, после таких сведений никакой петушок в рот не полезет. Да и без них хорошо.

В зоопарке еще можно покататься на пони. Пони — маленькие лошадки. Совсем как игрушечные. Но настоящие! Они везут за собой расписную тележку. Вот в этой тележке и можно покататься. Такая маленькая лошадка может везти сразу нескольких детей — это тоже чудо!

Я много раз каталась на пони.

Однажды получилось так, что посадили меня в тележку на место с краю. Я прекрасно видела Танюсю. Она помахала мне рукой на прощанье.

Тележка покатилась, и я вдруг с ужасом заметила, что за нами бежит точно такой же, как наш, пони. Он бежит очень быстро и вот-вот догонит нас.

Я мгновенно поняла, ради чего пони так резво мчится. Он хочет меня укусить! Я только сейчас увидела, какие у него зубы. Огромные! Очень страшные зубы. Он держит во рту железяку, из-за которой выглядит крайне свирепо. Взгляд его нацелен прямо на меня.

Зачем я согласилась сесть на это место? Ведь я теперь ближе всех к этому ужасному пони. И вот сейчас он настигнет нас и искусает меня до смерти.

Что делать?

Ужас сковал меня. Я хотела отвести глаза от бегущего за нами пони и не могла. Я понимала: лучше не смотреть. Но смотрела и смотрела. Мне жутко хотелось кричать, и почему-то было стыдно опозориться перед другими. Все молчат, даже самые маленькие, которым наверняка года по три, не больше. А мне совсем скоро исполнится пять! Я — взрослый человек. Разве взрослый человек заревел бы при виде пони? Все, конечно, бы стали смеяться. И надо мной будут…

А пони все бежал и бежал. Вот-вот догонит.

— Хочешь еще один кружочек прокатиться? — спросила Танюсенька, когда тележка остановилась.

Я отказалась. Руки и ноги у меня дрожали.

— Что с тобой? Ты не заболела? — встревожилась тетечка и пощупала мой лоб.

— Я боялась, что тот пони меня укусит. Он так гнался за нами, — пришлось признаться мне.

— Ну, ты глупышка! Только ему и дел, что детей кусать. Он тут работает. Посмотри-ка на него еще раз. Он добрый, маленький, катает всех целый день за охапку сена. Его бояться не надо. Только пожалеть и посочувствовать.

Я вгляделась. Теперь в маленькой лошадке ничего страшного не оказалось. Пони стоял понурив голову. Он правда выглядел усталым. Сердце мое пронзила жалость. Мне стыдно стало, что мы просто так, ради забавы катаемся на бедных маленьких коньках.

И тут я заплакала. Горько-горько.