И пока «верхи» хоть как-то демонстрировали пусть не заботу о низах, а хотя бы солидарность: «Революционное отечество в опасности!» «Все на защиту Франции!» – единство в рядах сохранялось. Но с победой Термидора и казнью Робеспьера стремление к всеобщей справедливости «прекратило течение свое». А после отмены максимума, расцвета спекуляции, роста цен и убийственной зимы – голодная, пахнущая смертью весна провела окончательный разрез на теле парижского общества. На богатых и нищих. На правящих и бесправных. На сытых и голодных. На своих и чужих…

Когда я это понял – где-то в середине флореаля, – мне оставалось только плюнуть. И сосредоточиться целиком на проблемах Шале-Медона. Я еще в тот момент не попал под волну общего психоза. Хотя обстановка уже накалилась до последнего градуса…

– …Так. Отлично, Флеро. Продолжайте и дальше в том же духе! Военное положение остается в силе. Патрулирование не прекращать. Любые эксцессы – стрелять на месте невзирая на сословную принадлежность. Дальнейшее снабжение войск согласуете с генералом Беррюйе со складов военных лагерей – запасы гарнизона мы конфискуем на нужды города. С Беррюйе я говорил… Леон! Почему я не вижу обновления наглядной агитации на улицах? Деньги вам выделены и отговорки меня не интересуют! Мне надо, чтоб на каждом углу висел плакат «Война с голодом!». И не только в богатых секциях – но и в предместьях тоже! Чтобы и до них дошло, что не только им все по жизни должны, но и от них кое-какие усилия требуются!.. Кто у нас следующий? Уполномоченный по продовольствию? Более чем кстати! Слушаем вас, гражданин Бабеф!..

– Запасов хлеба в городе осталось на неделю. Барки по Сене перестали прибывать, поскольку слух о конфискации привозимого хлеба дошел до поставщиков… Необходимо что-то предпринимать…

– Обязательно предпримем!.. А что у вас с продотрядами?

5

И ведь надо было после всего этого додуматься – ко мне же и прийти!

С предложением возглавить деятельность.

С обеих сторон сразу… От Конвента – командовать войсками, направляемыми против предместий, а от Роньона – ну закинуло человека высоко, что скажешь, он теперь один из ведущих вождей оппозиционеров Сент-Антуанского предместья, падать, если что, больно будет – встать во главе отрядов санкюлотов! Мать за ногу оба ихних дома!..

У меня план горит. («Какой Стокгольм – у меня гвоздики вянут!») У меня своих людей кормить надо. (Или кто-то думает, что мы тут святым духом питаемся? Или бумажными ассигнациями?) Одевать и обувать. Селить где-то (в палатках в чистом поле?). У меня снабженца нормального так и не появилось – все еще сам по всем вопросам бегаю! Наконец – конструкторской деятельность тоже надо когда-то заниматься! (У меня ворох эскизов и расчетов недоделанных валяется!) У меня газовый завод в предпусковой фазе и осветительное оборудование в черновой сборке!! (Лебон ходит зеленый (от волнения, видимо, не иначе) и смотрит на меня собачьими глазами – если я его не протолкну, хрен когда об нем еще вспомнят!..) У меня метеозонды не из чего делать!! И приборную нагрузку к ним тоже!! А ко мне тут с такой хренотенью!..

Послал я обоих. И Конвент и Роньона с его оппозицией. Причем – это ж надо! – от Конвента послать мне пришлось самого Барраса. Вот ведь: когда я к нему ходил, так и не пошевелился! А сейчас – сам отловил в коридоре Тюильри для конфиденциального разговора, не погнушался… «Зная ваши выдающиеся военные способности и проявленные вами большие организаторские таланты, а также вашу глубокую осведомленность о делах предместий, обращаюсь к вам, генерал…» Вот радости-то немерено: карательной операцией командовать! Сильно, видимо, термидорианцев припекло, раз даже про меня вспомнили…

Боюсь, не понравился Баррасу мой ответ. Так что впредь мне на его благосклонность рассчитывать не стоит. Несмотря на наше былое знакомство. Ну да – переживем как-нибудь: нам с ним детей не крестить…

А Роньон – так тот вообще… Решил, что я возьмусь организовать «мирную вооруженную демонстрацию» в виде похода на тот же Тюильрийский дворец. Младенец. Как военный, так и политический. Раскатают их – к гадалке не ходить. А если и не раскатают (Ну, каким-то чудом, божьим попущением. Или, допустим, я – ну, то есть Наполеон, конечно – кое-чего могу придумать, имеются некоторые мысли чисто в порядке рассуждения…) – то что мне толку от такого успеха кроме «глубокого морального удовлетворения»? Порядка не то что не прибавится – а еще только больше убавится. Потому как каждая кухарка нынче желает управлять государством, а не заниматься своим профессиональным делом. Плавали уже – знаем… Причем как я, так и Бонапарт. И чего мне потом с этим бардаком делать?

Попытался я ему объяснить – в который раз уже! – в чем суть их проблемы, да что толку? Не желающий слышать – не услышит: «Свободу патриотов ущемляют! Все честные граждане не могут оставаться в стороне! Мы должны как один сплотиться вокруг идеалов Революции! Суверен должен сказать свое слово!» Ну да, конечно – суверен, он скажет… Мозолистой рукой… Опять запустив изобретение доктора Гильотена на полную мощность… Для установления окончательной справедливости… А потом вымрет посреди городу Парижу от полной неспособности наладить снабжение продовольствием…

Так что и этому тоже не пришелся по душе (вот странно-то!) мой отказ: «Мы думали, вы – с нами, генерал!..» Индюк, блин, тоже думал! Да куда после этого попал?.. Теперь вот в предместье с оглядкой появляться приходится. А то еще пальнет какой патриот в накале чувств!..

И уберите хлеб из овина – я подожгу овин!©

1

«…Ничем другим я не могу объяснить его порыва, драгоценная Полин!

Весь жерминаль и весь флореаль ваш брат столь решительно отвергал предложения как с одной, так и с другой стороны, разругавшись даже с некоторыми из наших работников – например с сержантом Жубером – в пух и прах. Не уставая постоянно повторять всем нам, что именно в Шале-Медоне куется будущее Франции. И вдруг!..

Ведь еще накануне – тридцатого флореаля, ничто не предвещало столь резкого поворота. Наполеон провел обычное совещание в штабе нашего Второго Отряда, обсуждая ход изготовления оборудования по теме «Сияние» гражданина Лебона (Ах, изумительная Полин – если бы вы только видели, какой результат дала эта работа! Вы были бы поражены! Но лучше я не стану описывать всеобщее восхищение от этого нового способа освещения – вы мне просто не поверите! Лучше вы насладитесь им сами в полной мере, когда приедете к нам в Париж! (а я в этом нисколько не сомневаюсь!), а также согласовывая расчеты по еще нескольким разрабатываемым у нас направлениям, вникать в суть которых было бы для вас неинтересно. Но главное – ничего не указывало на какие-то изменения в его поведении.

Да даже еще и первого прериаля – когда в Сент-Антуанском предместье ударили в набат и батальоны санкюлотов двинулись на Тюильри – Наполеон почти никак на это не отреагировал. Всего лишь приказав удвоить посты охраны вокруг нашего Центра и привести караульную роту приданного нам саперного батальона в повышенную боевую готовность. Мне ли об этом не знать, как исполняющему обязанности начальника штаба? Сам же ваш брат, отдав эти распоряжения, отбыл, как обычно, в город по делам Отряда, разве что взяв с собой десяток конных егерей капитана Мюрата для охраны на всякий случай. И провел в Париже весь день, как это обычно было у него заведено.