Он пожал плечами:

– Маркус в плохом настроении – это не очень приятно, Блейк.

– Я поведу, а ты будешь показывать дорогу.

– Маркус велел, чтобы мы ехали отдельно. Он сказал, что после встречи мне придется остаться для небольшого разговора.

– Да ладно, Ирвинг! Давай я поведу, ты покажешь дорогу, а когда я уеду, ты уедешь со мной.

– Я тебе благодарен за это предложение, Блейк, но не хочу, чтобы Маркус на тебя злился.

– Если я защищаю тебя от Ричарда, я могу с тем же успехом защитить тебя от Маркуса.

Он покачал головой:

– Нет, ты езжай за мной. – Он поднял руку. – И хватит споров, Блейк. Я – вервольф. Мне жить в этом обществе. Я не могу позволить себе выступить против Маркуса – уж тем более из-за одного короткого разговора.

Я хотела еще поспорить, но не стала. Ирвинг знает свои проблемы лучше меня. Если драка с Маркусом ухудшит его положение, то я не настаиваю. Все равно мне это не нравилось.

“Кафе лунатиков” находилось в университетском городке. На вывеске был полумесяц и голубым неоном – название. Если не считать названия и остроумной эмблемы, оно ничем не отличалось с виду от прочих магазинов и ресторанов округи.

Сейчас, в пятницу вечером, парковаться было негде. Я уже думала, что Маркусу придется выйти к моей машине, как отъехала темно-вишневая “импала”, освободив сразу два места, которые она нахально занимала. Мой джип тут же скользнул на одно из них, оставив другое для второй машины.

Ирвинг ждал у входа, засунув руки в карманы. Смешной шарф размотался и висел почти до земли. Вид у Ирвинга был задумчивый и уж никак не праздничный.

Я подошла в своем пальто, болтавшемся, как балахон. И даже при этом люди пистолета не видели. Они видели маленькую женщину в ярком рождественском свитере. Как правило, человек видит то, что хочет увидеть. Те, ради кого я взяла револьвер, его заметят и будут знать, что я вооружена.

Ирвинг, ни слова не говоря, толкнул дверь.

Ирвинг – ни слова не говоря? Мне было неприятно видеть его подавленным, угнетенным – как побитая собака. Я еще не видела Маркуса, но он мне уже не нравился.

Мы вошли прямо в волны шума. Накатывал океанским прибоем рокот голосов, звякали столовые приборы; как поднятая над волнами рука, взлетал чей-то радостный смех, чтобы тут же упасть в те же волны. Вдоль стены шла стойка бара – старая, деревянная, ее любили и за ней ухаживали. А остальная часть зала была заполнена круглыми столиками на четверых. Свободных мест не было. Из зала вели три двери: одна рядом с баром, другая справа, третья посередине. И в комнатах поменьше тоже были поставлены столы.

Прежде кафе было чьим-то домом, и мы сейчас стояли в гостиной. Ведущие в другие комнаты двери были сводчатыми проемами, будто кто-то выбил куски стен. И даже при этом тебя охватывала клаустрофобия. Люди толпились у бара в три шеренги, ожидая свободного столика. Веселый и улыбчивый народ забил помещение под завязку.

Из-за стойки вышла женщина, вытирая руки о полотенце, заткнутое под завязку передника. Она широко и приветливо улыбалась. И в руке несла пару меню.

Я хотела сказать, что нам не надо... но Ирвинг сжал мне руку выше локтя. Его пальцы дрожали от напряжения. Он держал меня за правую руку. Я повернулась ему сказать, чтобы он этого не делал, но меня остановило выражение его лица. Он смотрел на подходившую женщину так, будто у нее вторая голова выросла. Я повернулась и тоже посмотрела на нее. Посмотрела по-настоящему.

Она была высокая, грациозная, с длинными прямыми волосами густого рыжевато-осеннего цвета, отсвечивающими в свете ламп. Лицо слегка треугольное, подбородок, быть может, слишком острый, но лицо красивое. Глаза странного янтарно-карего цвета, точно под цвет волос.

А улыбка ее стала шире – просто губы раздвинулись. Я знала, кто передо мной. Ликантроп. Такой, который может сойти за человека, – вроде Ричарда.

Оглядев комнату, я поняла, откуда такое напряжение. Почти все веселые и радостные люди здесь – оборотни. Их энергия плыла в воздухе, как предгрозье. Я и раньше заметила, что толпа чуть слишком ребячливая, слишком громкая – но нет, это все оборотни. Их энергия бурлила и заполняла зал, маскируясь под энергию толпы. Я стояла у двери, и то одно, то другое лицо оборачивалось ко мне. На меня смотрели человеческие глаза, но взгляд их не был человеческим.

Это был изучающий, испытующий взгляд. Насколько я опасна? Какова я на вкус? Похоже на тот взгляд, которым Ричард изучал толпу в “Фоксе”. Я почувствовала себя цыпленком на сборе койотов. И мне стало вдруг приятно от мысли, что я прихватила второй пистолет.

– Добро пожаловать в “Кафе лунатиков”, мисс Блейк, – сказала женщина. – Я Райна Уоллис, владелица. Не пройдете ли вы за мной? Вас ждут.

Это все она сказала с улыбкой и теплым светом в глазах. Хватка Ирвинга на моей руке была почти болезненной.

Я наклонилась к нему и шепнула:

– Это у меня правая рука.

Он моргнул, глянул на браунинг и отпустил руку, тихо пробормотав:

– Ой, прости.

Райна подалась ближе, и Ирвинг вздрогнул.

– Ирвинг, я не кусаюсь. Пока не кусаюсь. – Она рассмеялась низким искристым смехом. Такой смех вообще-то для спальни или для шуток, понятных только своим. И от этого смеха изменились ее глаза и лицо. Она вдруг показалась сладострастнее, чувственнее, чем секунду назад. Экзотически заманчивой. – Маркуса не следует заставлять ждать.

Она повернулась и пошла между столов.

Я глянула на Ирвинга.

– Ты мне что-то хочешь сказать?

– Райна у нас самка альфа. Если надо кого-то по-настоящему больно наказать, это делает она. У нее воображения куда больше, чем у Маркуса.

Райна манила нас от дверного проема возле бара. Ее прекрасное лицо нахмурилось, став чуть менее прекрасным и куда более стервозным.

Я потрепала Ирвинга по плечу.

– Я не дам ей тебя тронуть.

– Не в твоих силах этому помешать.

– Там посмотрим.

Он кивнул – но не потому, что поверил – и пошел между столами. Я за ним. Какая-то женщина тронула его за руку, когда он шел мимо, улыбнулась. Она была примерно моего размера, очень элегантная, с короткими черными волосами, черным кружевом обрамлявшими тонкое лицо. Ирвинг пожал ее пальцы и пошел дальше. Ее большие и темные глаза встретились с моими – и ничего мне не сказали. Они улыбались Ирвингу, а ко мне были безразличны. Как глаза волка, с которым я столкнулась однажды в Калифорнии. Я обошла дерево – и увидела его. До тех пор я не понимала, что значит “безразличный взгляд”. Светлые глаза смотрели на меня и ждали. Если я буду угрожать, он нападет. Если оставлю его в покое, он уйдет. Мне выбирать. А волку было абсолютно плевать, как обернется дело.

Я шла мимо столов, но у меня зачесалась спина между лопатками. Я знала, что если обернусь, увижу направленные на меня глаза почти всего зала. Их тяжесть ощущалась почти физически.