Она вдруг замолчала, не закончив фразу.

– Ну, то есть в это время люди действительно становятся людьми! – выпалила она. – И на этом празднике они не хотят видеть… какой-то скелет! С фальшивой бородой и подушкой под балахоном! Почему?

Смерть явно нервничал.

– ГМ, АЛЬБЕРТ СКАЗАЛ, ВСЕ ЭТО ПОМОЖЕТ МНЕ ПРОНИКНУТЬСЯ ДУХОМ СТРАШДЕСТВА. Э… ПРИВЕТ, СЬЮЗЕН…

Что-то глухо чавкнуло.

Сьюзен резко развернулась. Честно говоря, она была очень даже признательна за то, что звук отвлек ее внимание.

– Не думай, что я не слышу! Это – виноград, понял? А рядом – мандарины! А ну, вылазь из вазы с фруктами!

– Даже птицы питают надежды… – обиженно произнес ворон, спрыгивая на стол.

– А ты оставь в покое орехи! Они предназначены на завтра!

– ПИШК, – ответил Смерть Крыс, торопливо проглатывая орех.

Сьюзен снова повернулась к Смерти. Искусственный живот Санта-Хрякуса упорно норовил сползти к коленям.

– Это хороший дом, – сказала она. – У меня хорошая работа. Она реальна и связана с нормальными людьми. И я хочу жить реальной жизнью, в которой происходят нормальные события! И вдруг в город приехал старый цирк. Только посмотрите на себя. Весь вечер на арене! Понятия не имею, что происходит, но вы все можете убираться. Это моя жизнь. А не ваша. И я не хочу…

Послышалось приглушенное проклятие, и из каминной трубы вывалилась тощая старческая фигура.

– Та-да! – возвестила она.

– Какое счастье! – зло выпалила Сьюзен. – А вот и эльф Альберт! Так-так-так! Заходи, заходи, где ж ты задержался? Еще немножко, и места для настоящего Санта-Хрякуса совсем не останется.

– ОН НЕ ПРИДЕТ, – сказал Смерть. Подушка упала на ковер.

– О, и почему же? И Твила, и Гавейн написали ему по письму, – сказал Сьюзен. – В конце концов, есть правила…

– ДА. ПРАВИЛА ЕСТЬ. И ТВОИ ВОСПИТАННИКИ ВКЛЮЧЕНЫ В СПИСОК. Я ПРОВЕРЯЛ.

Альберт сдернул с головы шапку и тыльной стороной ладони вытер черные от сажи губы.

– Я свидетель, проверял. Дважды, – подтвердил он. – Промочить горло ничего не найдется?

– Ну а вы-то все что здесь делаете? – гневно вопросила Сьюзен. – И эти ваши костюмчики… Должна вас расстроить: не смешно.

– ДЕЛО В ТОМ, ЧТО САНТА-ХРЯКУС… СЕЙЧАС ОТСУТСТВУЕТ.

– Отсутствует? В самое страшдество?

– ДА.

– Но почему?

– ОН… КАК БЫ ТЕБЕ СКАЗАТЬ… ПОЖАЛУЙ, В ЧЕЛОВЕЧЕСКОМ ЯЗЫКЕ НЕТ ПОДХОДЯЩЕГО ПОНЯТИЯ… БЛИЖЕ ВСЕГО БУДЕТ… УМЕР. ДА. САНТА-ХРЯКУС МЕРТВ.

Сьюзен никогда не вешала чулки на камин. Никогда не искала яичек, что якобы несет мясленичная утка. Никогда не клала зуб под подушку, ожидая, что ночью к ней явится фея-дантист.

Она поступала так вовсе не потому, что ее родители не верили в подобные вещи. Им не нужно было в это верить. Они знали: все эти создания существуют на самом деле. И считали, что лучше б их не было.

Однако подарки Сьюзен получала всегда – и на каждом из них была этикетка с именем дарителя. На мясленицу ей дарили мясленое сладкое яичко. За каждый выпавший молочный зуб отец расплачивался с ней долларом[14]. Все было честно, без обмана.

Сейчас-то она понимала: таким образом родители пытались ее защитить. Но тогда Сьюзен даже не подозревала, что отец ее был учеником Смерти, а мать – приемной дочерью. Сьюзен смутно припоминала, как пару раз они ездили в гости к какому-то очень заботливому и странно худому господину. А потом визиты резко прекратились. А много позже она опять встретилась со своим так называемым дедушкой. Как выяснилось, он не такой уж плохой, у него были и хорошие стороны тоже, но почему же родители проявили подобную бесчувственность и…

Лишь теперь она осознала подлинную причину их поступков. Генетика – это ведь не только червячки-спиральки.

Она, если действительно хотела этого, могла ходить сквозь стены. Ее слова могли становиться действием, ее голос способен был проникать в души людей и дергать там за нужные рычажки. А ее волосы…

Раньше ее волосы были просто растрепанными, вели себя как хотели, но в возрасте семнадцати лет Сьюзен вдруг обнаружила, что они могут по собственному желанию укладываться в ту или иную прическу.

Это стоило ей потери нескольких молодых людей. Волосы, вдруг решившие уложиться по-новому, пряди, сворачивающиеся клубочком, как котята, – такое способно охладить даже самый жаркий пыл.

Впрочем, определенный прогресс был налицо. Сейчас целых несколько дней подряд она могла чувствовать себя настоящим, нормальным человеком.

Но жизнь – коварная штука: вечно подбрасывает нам всякие сюрпризы. Ты выходишь в мир, упорно работаешь над собой, добиваешься успеха, а потом появляется какой-нибудь нежелательный старый родственник.

Гномик, сопя и потея, вылез из очередной канализационной трубы, потуже натянул котелок на уши, швырнул мешок в сугроб и сам прыгнул туда же.

– Отличненько, – буркнул он. – Почти уже на месте. Ну, он у меня попрыгает…

Гномик достал из кармана скомканный лист бумаги и внимательно его изучил. Потом посмотрел на старика, над чем-то тихо трудящегося возле дома по соседству.

Старик стоял у окна и что-то сосредоточенно рисовал на стекле.

Гномик, заинтересовавшись, подошел поближе и окинул работу критическим взглядом.

– Но почему именно папоротник? – спросил он некоторое время спустя. – Красиво, спору нет, однако лично я не дал бы и пенса за какой-то там папоротник.

Фигура с кистью в руке обернулась.

– А мне папоротник нравится, – холодно ответил Дед Мороз.

– Ну а людям, знаешь ли, нравится нечто другое. Печальные большеглазые младенцы, выглядывающие из сапога котята, симпатичненькие щенята…

– Я специализируюсь на папоротниках.

– …Подсолнухи в вазе, красивые морские пейзажи…

– И папоротники.

– А вот тебе ситуация. Какому-нибудь священнослужителю понадобилось расписать купол собора всякими богами и ангелами – что ты будешь делать?

– Он сможет получить сколько угодно богов и ангелов при условии…

– …Что они будут похожи на папоротники?

– Меня крайне возмущает обвинение в том, что я зациклился на папоротниках, – сказал Дед Мороз. – А песчаные узоры? У меня они получаются ничуть не хуже.