профессиональной революционеркой, как и он сам, десять лет. Между прочим, вернулись пламенные революционеры в Россию в апреле 1917 года в пломбированном вагоне вместе с друзьями по партии и ее вождем. Жена Пластинина на лесопильном заводе не агитировала – она была занята организацией женского социалистического клуба.

Пятого января, в день открытия Учредительного собрания, в Шенкурске открылся Второй уездный съезд Советов. Съезд проходил скучно – все замерли в ожидании результатов работы Учредительного собрания в Петрограде. Председателем избрали левого эсера Георгия Иванова, а вот его заместителем и секретарем были избраны большевики, причем секретарем стала Ревекка Пластинина.

После роспуска Учредительного собрания, Третьего всероссийского съезда Советов и Первого губернского съезда Советов в конце февраля 1918 года собрали Третий уездный съезд Советов, чтобы разъяснить городу и уезду решения центральных и губернских властей. На этом съезде большевиков и левых эсеров было уже больше, и делегаты, в основном вернувшаяся домой с фронта и распропагандированная молодежь, подавляющим большинством голосов одобрили роспуск Учредительного собрания и поддержали решения Всероссийского съезда. «Принимая во внимание, что Учредительное собрание было последней ставкой нашего исконного врага – буржуазии… подтасовано буржуазией… приветствуем декрет Центрального Комитета и постановление о роспуске…»

Съезды следовали один за другим. В самом конце марта прошли объединенный съезд Союза смолокуров Важской области и Четвертый съезд Советов солдатских и крестьянских депутатов. Никандр Пластинин произнес зажигательную речь и так зажег делегатов, что часть коммунистов стала требовать расстрела председателя правления Союза смолокуров Малахова. К счастью, обошлось, но после того как часть кооператоров во главе с Малаховым ушла и решила заседать отдельно, съезд все же решил арестовать Малахова, члена правления Союза смолокуров Дегтева и инструктора Костылева. Их арестовали и препроводили в городскую тюрьму. Это было второго апреля, а через десять дней пришла телеграмма из Совнаркома о том, что правительство пришло к соглашению со Всероссийскими кооперативными организациями и потребовало прекратить преследование кооператоров. В Шенкурске на эту телеграмму не обратили никакого внимания, а местный уисполком арестовал еще несколько кооператоров и конфисковал кооперативную типографию. Еще через неделю Малахов и два его товарища по несчастью попросту сбежали из городской тюрьмы. Вернее, ушли, поскольку никто из надзирателей их не стал задерживать.

Забегая вперед, скажу, что Малахову удалось эмигрировать и он дожил до 1950 года и издал в Лондоне воспоминания «Русская кооперация и коммунисты». Он даже смог продать в Лондоне смолу и пек, принадлежавшие Союзу и хранившиеся там на складах. Дегтева расстреляли в Вологде в сентябре того же года, а Костылева тоже расстреляли, но уже в 1938-м в Архангельске. То есть его сначала посадили на два года в 1921 году, он отсидел, вышел, издал книгу «Новое в смолокурении», потом снова отсидел пять лет, потом работал в Архангельском институте промышленных изысканий, а уж в 1937 году его взяли насовсем. Что же касается Союза смолокуренных артелей Важской области, то он прекратил свое существование тогда же – в апреле 1918 года.

Весной 1918 года Шенкурский УИК потребовал у местного Свято-Троицкого монастыря, у которого зимой уже были конфискованы почти все земли, в трехдневный срок выплатить семьдесят две тысячи рублей. В противном случае власти угрожали конфисковать все церковное имущество. Жители города и близлежащих волостей собрались у здания УИКа, требовали снизить сумму налога и оставить монастырю землю. Через какое-то время толпа проникла и в здание. Небо членам УИКа показалось с овчинку, и они побежали за подмогой на лесозавод. С трудом удалось здание от горожан очистить. Несколько дней УИК был в осаде, и его охранял вооруженный берданками отряд с лесозавода.

В мае в уезде появились первые продотряды, созданные из рабочих. Строго говоря, Архангельская губерния не входила в число губерний, которые должны были поставлять хлеб для того, чтобы прокормить рабочих в городах. В Архангельской губернии и без того хлеба собирали так мало, что приходилось его завозить, но эти несущественные детали нимало не интересовали председателя Шенкурского УИКа Иванова23. Немедля уездные власти затребовали у губисполкома пятьсот винтовок и двести пятьдесят револьверов для проведения в жизнь политики партии. В Шенкурском УИКе сидели не просто горячие головы – у части его сотрудников голов не было вовсе. В конце мая 1918 года этот воспаленный орган советской власти обратился к жителям города и уезда с заявлением: «…Исполнительный Комитет заявляет, что во имя Всемирной Социальной Революции, во имя победы над всемирным союзом буржуазии для достижения намеченных целей Советская власть – власть только трудящихся не остановится сравнять с землей всю Архангельскую губернию, если это потребуется».

В середине июня состоялся пятый уездный съезд Советов. Определенно по количеству съездов Шенкурск был в Архангельской губернии первым, а может, и не только в Архангельской. Обсуждение продразверстки и дополнительных местных налогов на крестьян довело съезд до раскола на правую и левую фракции. Правая голосовала против продразверстки и дополнительных налогов, а левая, состоящая из большевиков и левых эсеров, была за. В день закрытия съезда УИК объявил о созыве нового, шестого съезда через три недели. Волостные советы стали к нему готовиться. Волости в своих наказах требовали присылки хлеба. Это во время продразверстки! Требовали немедленного переизбрания УИКа, требовали четверть доходов от эксплуатации лесных угодий оставлять волостям…

Второго июля, за восемь дней до начала съезда, губернские власти выпустили постановление о частичной мобилизации военнообязанных, общей мобилизации военных специалистов, мобилизации обозных лошадей и повозок. К шенкурской бочке с порохом власть поднесла спичку. В город начали прибывать мобилизованные и устраивать митинги, а на митингах требовать у власти ответа, зачем их призвали. Мало того, они еще и выдвинули власти ультиматум, в котором требовали: «Объяснить на какой срок призывают куда и против кого шлют. Если против эксплуатирующих трудящиеся массы, то идти согласны на следующих условиях: гарантия немедленного материального обеспечения семьи до возвращения, обработка их участков земли, освобождение от реквизиции продуктов и скота, выдача по прибытии в Шенкурск оружия, снаряжения, обмундирования и обеспечение довольствием, удовлетворение мобилизованных недополученными деньгами по старым аттестатам за прежнюю службу в армии». Понятное дело, что никаких гарантий власть дать не могла и освобождать от реквизиций никого не собиралась, а уж про недополученные деньги за прежнюю службу в армии и говорить было нечего.

УИК принял решении о мобилизации отложить до съезда, а тем временем из Архангельска выехала в Шенкурск комиссия по мобилизации. Шестой съезд большинством голосов мобилизацию не поддержал. Не помогли даже уговоры и давление со стороны архангельской мобилизационной комиссии. Ее председатель – губернский комиссар Новов попросту