— Это потому, что вы все еще пребываете в шоке, — мягко объяснил Кен. — Кухня здесь.

В любое другое время Грейс зачарованно рассматривала бы внутренности дома, которым так восхищалась, но сейчас чувствовала, что ее способность восприятия притуплена событиями сегодняшнего вечера. Она подозревала, что Кен прав и она находится в шоке. Иначе почему бы она так безропотно позволила ему принимать за нее решения? Она не сопротивлялась, когда он решительно подвел ее к кухонному стулу и усадил на него, а сам стал открывать шкафчики и холодильник. Кен убеждал ее в том, что легкий ужин, который он приготовит для них двоих, поможет ей заснуть.

— Кстати, — сказал он позже, ставя на стол тарелки с аппетитным воздушным омлетом, — вам придется спать в моей спальне, поскольку только эта комната пока обставлена подобающим образом. Я могу лечь внизу, на диване.

— Нет, — немедленно запротестовала Грейс, молясь о том, чтобы он не заподозрил причину вспыхнувшего у нее на щеках румянца.

Одна мысль о том, что она будет спать в его постели, вызвала воспоминания, которые Грей не приветствовала в любое время, и уж тем более сейчас, когда их виновник сидел напротив нее.

К ее ужасу, Кен покачал головой и спокойно сказал:

— Все в порядке. Я догадываюсь, о чем вы думаете, но беспокоиться ни к чему.

Грейс напряглась. Как он мог догадаться, о чем она думает? А если догадался, то как смеет относиться к этому и к ней так, словно…

Безуспешно пытаясь привести мысли в порядок, она услышала, как Кен продолжил:

— Сегодня здесь побывали уборщицы, и они сменили постельное белье.

Грейс, почувствовав внезапное облегчение, едва не поперхнулась омлетом. Он все-таки не знает, о чем она думает. Даже не представляет, какие шокирующие, чувственные образы пробудило в ее сознании упоминание о его постели.

Но, по крайней мере, последние замечания Кена дали ей время собраться с мыслями и вспомнить о том, что она взрослая разумная женщина.

— Я не могу занять вашу постель, — сказала Грейс, стараясь, чтобы ее голос звучал спокойно и по-деловому.

— Почему? — спросил Кен, удивленно взглянув на нее, а затем заставил ее смутиться, мягко напомнив: — Ведь нельзя сказать, чтобы вы этого уже не делали.

Кровь отхлынула от ее лица, а затем прилила обратно. Руки затряслись так, что ей пришлось обеими вцепиться в кофейную чашку, поданную Кеном, чтобы не расплескать содержимое. Она понимала, что ее реакция неоправданно болезненная, но ничего не могла с собой поделать.

Насмешливое замечание Кена не только смутило Грейс. Оно снова заставило ее почувствовать унижение, поскольку слезы, готовые вот-вот брызнуть из глаз, могли обнаружить перед Кеном всю ее беспомощность.

Но даже несмотря на то что ей удавалось пока держаться в рамках приличия, Кен бросился извиняться.

— Простите. Мне не следовало так говорить.

Он замолчал, глядя на нее и отчаянно ругая себя за то, что обидел Грейс. Просто удивительно, как изменило его чувства к ней открытие, что он в ней ошибался!

Меньше всего Кену хотелось расстроить ее. Но по-прежнему существовало несколько вопросов, которые им необходимо было обсудить. И хотя он не пытался намеренно навести на них разговор, теперь, когда тема поднята, возможно, следует поделиться с ней своими тревогами.

— Я понимаю, сейчас, наверное, не самое лучшее время говорить об этом, — спокойно начал он, — но нам действительно нужно кое-что обсудить, Грейс…

Дрожащей рукой Грейс поставила на стол чашку.

— Вы за этим и привезли меня сюда? — со всем возмущением, на которое была способна, спросила она. — Чтобы устроить мне допрос с пристрастием? Если вы хотя бы на минуту подумали, что, только потому что вы спасли меня от ночи в тюрьме, я из благодарности выдам вам остальных участников демонстрации, то лучше сразу же отвезите меня обратно в участок…

— Грейс, — прервал Кен ее страстную тираду, — я не собираюсь говорить с вами ни о фабрике, ни о демонстрации.

Глядя в ее глаза, затуманенные подозрением, Кен спрашивал себя, что сказала бы Грейс, узнай, что единственный человек, единственная проблема, которая его сейчас волнует, — это она сама!

— Я уже назначил встречу с представителями рабочих на завтра. И намерен обсудить с ними мои предложения, касающиеся будущего фабрики, — объяснил он.

— Да, я слышала. — Грейс вдруг почувствовала себя настолько усталой, что, даже чтобы думать, ей приходилось прилагать сверхчеловеческие усилия. — В таком случае, о чем вы хотели поговорить со мной? — с тревогой спросила она.

Видя, какой измученной выглядит его гостья, Кен обругал себя за эгоизм. Она все еще в шоке. Ей нужно отдохнуть и прийти в себя, а не отвечать на проклятые вопросы.

— Это неважно, — мягко ответил он. — Послушайте, не пойти ли вам в постель? У вас довольно бледный вид… — И Кен подошел, чтобы помочь ей встать со стула.

Грейс сообразила, что он вот-вот коснется ее, и в ней пробудилась чувство самосохранения. Она понимала, насколько сейчас беззащитна перед любым физическим контактом с ним. Она поспешно вскочила и в спешке споткнулась, что привело прямо к тому, чего дна так старалась избежать. Кен, чтобы уберечь ее от падения, схватил Грейс за руки. Приняв на себя вес ее тела, он недопустимо сократил расстояние между ними.

Прошла всего неделя с тех пор, как она увидела его впервые, — какие-то жалкие семь дней… Как это случилось, что теперь она испытывает такое влечение к нему, словно близость его тела способна утолить жажду, которую больше ничто не способно утолить?

Казалось, одно то, что она прильнула к нему, успокоило и умиротворило ее, заставило снова ощутить свою целостность, заставило почувствовать себя невероятно сильной и беспомощно слабой одновременно. Словно она нашла цель в жизни, для которой и была создана, и в то же время ненавидела себя за такую зависимость от него.

Грейс уперлась руками ему в грудь, желая освободиться. Кен подчинился молчаливому требованию и хрипловато спросил:

— С вами все в порядке?

— Да, все хорошо, — ответила Грейс, отступая назад и отворачиваясь, чтобы он не заметил голодного выражения ее глаз.

Как могло до этого дойти? Как она могла дойти до такого? Откуда взялись эти чувства? Они были абсолютно чужды ей своей силой и непреодолимостью.

Кен открыл перед ней дверь кухни. Она неверными шагами вышла в коридор.

Он проводил ее до начала лестницы. Грейс стала подниматься по ступенькам. Она не решалась оглянуться назад, боясь выдать свои чувства. . — На площадке, вторая дверь налево, — произнес ей вслед Кен. — Чистые полотенца и все остальное вы найдете в ванной. Я принесу из машины вашу сумку и оставлю за дверью.

Он говорит так бесстрастно, чтобы дать понять, что мне не нужно бояться повторения того, что случилось в его гостиничной спальне, поняла Грейс. И это, конечно, очень благородно с его стороны. Так почему же она не испытывает ни признательности, ни облегчения? Почему она, если быть откровенной, чувствует разочарование?