Засобирался домой и Серега Малов, к этому времени уже почти переставший реагировать даже на такие обязательные раздражители, как, например, вечерняя поверка. К этому ритуалу в полку вообще относились спустя рукава, и отсутствие большей части личного состава на вечернем построении перед отбоем мало кого удивляло. Достаточно сказать, что сама поверка проходила не на плацу, а на маленькой площадке перед штабом. Дежурный по полку лениво вел перекличку, а за прогульщиков отвечал какой-нибудь специально уполномоченный боец.

Постановочность вечерней поверки особенно бросалась в глаза перед учебными тревогами. Выглядело это так. Дежурный по полку объявлял, что завтра, в 6.45 утра будет объявлена – внезапная! – учебная тревога. В связи с этим подъем планируется в 6.30. Какой смысл был в таких тревогах – бог его знает. Я, по своим штатным обязанностям, являлся еще и посыльным: в момент объявления тревоги я получал оружие и со всех ног бежал в военный городок будить офицеров штаба, потому что домашних телефонов никому, кроме командира полка и начальника штаба, не полагалось. Но бегать мне не пришлось ни разу. Офицеры, конечно же, тоже узнавали о внезапной тревожной побудке заранее, и поэтому, когда я брел по утреннему городку по указанным адресам, я встречал то одного, то другого из своих начальников, которые на ходу предупреждали: «Моих – не буди!»

Безусловно, бывали и исключения. Но они объяснялись не какими-то учебными спецмероприятиями, а бытовыми и семейными проблемами вышестоящего начальства. Периодически кто-либо из представителей командования корпуса, а то и самого округа, ругался с женами и решал выместить раздражение. Спрашивается, на ком? Естественно, на подчиненных. В таком случае разъяренный начальник поднимал своего водителя и приезжал в полк с ночной проверкой. Степень жесткости таких проверок напрямую зависела от эмоционального состояния проверяющего. Однажды утром Игорь Ярмолюк, выглядевший на редкость невыспавшимся, но в то же время каким-то умиротворенным, рассказал нам, что ночью в полк, оказывается, приезжал генерал Полевой из штаба округа. Видимо, генерал был чем-то очень расстроен, потому что, въехав на территорию полка, он сразу направился на хоздвор. Уже на месте он стал требовать дежурного по полку, который в этот момент, естественно, спал.

Дежурил в те сутки майор Зленко, которому в силу его телосложения бегать было тяжело. Особенно тяжело было бегать быстро. (Помимо живота внушительных размеров, майор Зленко завоевал известность своей столь же внушительной фуражкой. Форменный головной убор майора имел такую высокую тулью, что напоминал фуражки офицеров гитлеровской армии. В полку ходило такое выражение: «У Зленко под фуражкой». Означало оно то же самое, что и «У Мюллера под колпаком»). Вытирая на бегу пот, дежурный по полку ворвался во владения Игоря, где, злобно переминаясь с ноги на ногу, его уже ждал проверяющий, распространявший вокруг себя запах, напрочь перебивавший все другие ароматы скотного двора. Выслушав доклад дежурного, генерал Полевой даже не спросил его, почему он не встречал инспектора в положенном месте, а сразу повел его в птичник. Игорь, тихонько пробравшийся следом, стал свидетелем удивительного разговора. Генерал Полевой в самой жесткой форме отчитывал майора Зленко за то, что гуси мешают личному составу спать своим шумным поведением. Гусей, естественно, всех перебудили, когда зажгли свет. Гуси начали галдеть, к ним присоединились куры, потом свиньи… Майор Зленко так и не смог дать генералу внятные объяснения, но, на его счастье, тот вдруг начал стремительно уставать. Поставив дежурному по полку задачу немедленно организовать отбой у гусей, генерал Полевой неуверенной походкой вышел из птичника на улицу, сел в машину и под громкий собачий лай покинул территорию полка. Впоследствии майора Зленко еще долго дразнили, всячески припоминая ему непослушных гусей.

Кстати, генерал Полевой приезжал к нам еще один раз. При не менее драматических обстоятельствах. Молодое пополнение уже вовсю несло службу, и в наряды по КПП, в качестве дневальных, стали часто поступать мордовские новобранцы нашего взвода. Вообще наряд по КПП был почти вотчиной взвода управления, и с осени дневальными заступали Ивановы, Петровы, Николаевы, Федоровы – удивительным образом, но весь наш мордовский отряд обладал именно такими расхожими фамилиями.

Один из этих «рядовых Николаевых» на разводе огорчил своим внешним видом дежурного по полку. Майор Шебарин, из третьего дивизиона, попенял бойцу на грязный воротничок парадной рубашки и потребовал, чтобы тот немедленно привел себя в порядок. Проблема заключалась в том, что рядовой Николаев практически после развода остался на КПП один. Дежурный сержант свалил куда-то по своим делам, строго-настрого запретив молодому бойцу покидать ответственный пост. Однако рядовой Николаев не забыл и распоряжение майора Шебарина, поэтому он снял парадку, выстирал рубашку и повесил ее на кустик сушиться.

Как назло, ночь выдалась прохладная, и к утру рубашка не только не высохла, но и еще больше промокла из-за небольшого дождя. Сразу после подъема в полк вдруг приехал генерал Полевой. Увидев приближающийся автомобиль начальства, дневальный по КПП рядовой Николаев накинул китель прямо без рубашки, прицепил галстук (благо, он был с фиксированным узлом и не завязывался, а закрывался на замочек) и вышел встречать проверяющего. Увидев это чудо с галстуком на голое тело, которое невозмутимо отдавало ему честь, генерал Полевой устроил через минуту такой разнос, что в штабе дрожали не только стекла, но и стены. Хуже всего пришлось, конечно, дежурному, майору Шебарину, который и дал сверхисполнительному и архидисциплинированному рядовому приказ постирать рубашку. Впрочем, подобные свидетельства вопиющей несправедливости встречались в нашей армейской жизни так часто, что быстро и навсегда исчезали из памяти. В самом деле, стоит ли переживать из-за, например, дождя, который неожиданно начался летним вечером?

«На учениях наш химик (начальник химической службы) показал нам хитрый, но простой способ печь картошку. Мы разрезали картошку пополам, клали в середину маленькие кусочки сала и лука, потом солили и заворачивали в фольгу, предварительно положив в нее еще сало. Получалось, что сало превращалось в шкварки, а картошка пеклась, как обычно, плюс пропитывалась жиром и солью, ну, и жареный лук. Попробуйте, не пожалеете! 04.10.1987 г.»

Гастрономическая составляющая в той палитре впечатлений, которые я вынес из армии, занимала очень большое место. Мне, как человеку неизбалованному, почти каждый день приносил новые ощущения. Причем это было справедливо даже по отношению к тому, что продовольственной экзотикой считаться никак не могло. Например, к винограду.

Я приехал в Мухатверди

Одни из очередных КШУ, на которые мы отправились в облегченном составе, проходили в удивительном месте со смешным названием Мухатверди. Этот маленький населенный пункт находился совсем рядом с Тбилиси, грузинская столица располагалась чуть правее. А с левой стороны от нас виднелась знаменитая Мцхета и храм Светицховели.