поодаль от меня. Мы вышли за село, но с другой стороны, противоположной Храму. Когда оно почти исчезло из вида, Учитель сказал мне:

— Здесь мы расстанемся. Дальше по этой дороге есть одинокий домик среди сада, а вокруг него полукольцом поля пшеницы. Там, в этом домике, я и буду ждать тебя. Помни, время испытаний не прошло. Будь твёрд!

И Учитель исчез, оставив меня одного. Меня это ничуть не смутило, так уже было однажды. И я продолжил путь. Идти было легко, голод не мучил меня, во мне ещё был жив запах блинов, и это придавало мне чувство сытости. Я шёл по дороге, обсаженной деревьями, и не испытывал жажду. Мне было легко и радостно, и я стал насвистывать какой-то мотив. Здесь всё было прекрасно! Всё радовало глаз. Но что-то меня ещё поджидало… Если в прошлый раз Учитель мне сказал: «Будь внимателен…», то теперь — «Будь твёрд!»

Я не чувствовал усталости, а мысль о Тамаре окрыляла меня. Прекрасный сад остался далеко позади, и передо мной раскинулась живописная местность: небольшие холмы, колки берёз и осины, кое-где разделённые серебристыми нитями речушек. Дорога, по которой я шёл, круто поворачивала. И здесь я увидел женщину, она сидела на земле, положив голову на колени, а рядом стояла большая сума. «Должно быть, устала, отдыхает», — подумал я. Когда я почти поравнялся с ней, она вскинула голову и встряхнула рассыпанными по плечам чёрными, как смоль, волосами. Я увидел нежное лицо с мягкими чертами. Ресницы так велики, что отбрасываемая ими тень скрывала взгляд, он как бы терялся. Она улыбнулась мне, обнажив ровный ряд крепких белых зубов. Я улыбнулся ей в ответ. Женщина встала, и я на миг остановился, поражённый совершенством её тела. На ней было просторное платье, мягко облегающее и подчёркивающее прелести фигуры. Она дала мне возможность хорошо разглядеть себя, а потом заговорила:

— Видно, мы идём одной дорогой. Ты молод и красив, и, наверное, добр, — такое вступление обожгло меня. Её голос, мягкий и приветливый, очаровывал своим звучанием. — Не поможешь ли ты мне донести мою суму, я так устала… — продолжила она, и её голос зажурчал так нежно, с нескрываемой грустью и отчаянием.

Помочь? Я всегда был готов прийти на помощь; ещё ребёнку, мне это внушала бабушка, и я ценил её наставления, помня, что когда-нибудь Господь воздаст за добро. Прося о помощи, женщина смотрела мне в лицо. Её глаза были колючими, хотя это ничуть не портило её внешности. Я поднял её суму… О, как она была тяжела! Но я подавил в себе желание поинтересоваться, что же такое тяжёлое может нести столь очаровательное создание… Мы шли не очень быстро, груз сковывал движения, а женщина щебетала без умолку, что идти ей не далеко, но она так устала, что очень рада помощи и готова оказать помощь и мне, если в этом есть необходимость. Её голос звучал завораживающе.

— Скоро будет тропинка, ведущая к моему дому, — лепетала она. — Ты устал, и я не могу вот так отпустить тебя, не отблагодарив. Может, зайдёшь ко мне? — спросила она осторожно, словно боясь моего отказа.

Действительно, вдали виднелся домик, а за ним — ещё несколько. Это было почти рядом, и я решил сойти с дороги.

Женщина очень обрадовалась. Остаток пути мы прошли в молчании, но быстро. Она приветливо улыбалась мне, приглашая войти в дом. Невозможно было ей отказать. Это было выше моих сил. «Небольшой отдых не помешает мне», — подумал я, входя в дом.

В доме царила прохлада и покой. Всё блестело от чистоты. Посуда была начищена до блеска и играла переливами на свету. Домик был небольшой, должно быть комнатки две-три. Комната, где я оказался, поражала убранством. Она была оформлена, как говорят, в восточном стиле. Красивый пушистый ковёр покрывал пол, посередине стоял низкий столик, круглый на резных ножках, а на нём стоял чайник и две чашечки и ещё какие-то вазочки с фруктами и сладостями. Именно на посуду я и обратил своё первое внимание. Она поражала утончённым изяществом и блеском. Вокруг столика и по всей комнате были разложены подушечки разных размеров и цветов. Они так и манили опуститься и отдохнуть. Что я и сделал. Пока я рассматривал всё, женщина исчезла и внезапно появилась вновь, но уже переодетой. На ней был лёгкий хитон, небрежно наброшенный на плечи, и штаны с прорезями по бокам, материя была перехвачена золотистыми подвязками у колен и щиколоток — этим подчёркивалась стройность ног. Фиолетовый цвет ей был так к лицу, что мне она показалась ещё красивей, чем там, на дороге.

— Ты мой гость и мой повелитель, — сказала она, присаживаясь рядом со мной. — Ты устал, отдыхай.

— Здесь очень мило, — ответил я, не зная, что сказать. Вся эта роскошь давила на меня, а взгляд женщины пронизывал меня, казалось, насквозь. Она налила чашечку кофе. Тонкий аромат наполнил комнату. Но я никогда не пробовал подобный напиток, и он показался мне горьким.

— Это кофе! Ты просто не привык к нему… На вот, заешь, это щербет.

Щербет — орехи, залитые чем-то сладким, — я пробовал впервые, и он понравился мне. И, чтобы не обидеть хозяйку, я допил кофе, заедая сладостями. Она предложила мне кальян, но я отказался, взяв в руки гроздь винограда. Она приложилась к кальяну сама. Перебивая аромат кофе, комнату стал наполнять сладковатый и чуть тошнотворный запах. Женщина разомлела и улеглась на подушках, словно, завлекая меня. Запах мутил мой разум, а чары женщины давили на меня: я никогда не видел более совершенного тела. И во мне проснулось желание овладеть ею. Но я не знал, кто она… Как её хотя бы зовут. И я спросил:

— Скажи хоть имя своё?

— Зачем? Разве, чтобы погасить пыл страсти, надо знать имя? Я нравлюсь тебе, разве этого мало?

— Но ведь мы едва знакомы!

— Ну и что? Для меня это не важно, — и она красноречивым жестом провела по телу изящной рукой, на запястье переливались золотые браслеты.

Сладковатый запах не давал мне покоя, он и туманил разум, и наполнял тело лёгким томлением, и притягивал сильную головную боль. Боль давила, сковывая вески и затылок, я не мог выдержать противоречий, терзавших меня: женщина, её совершенство, манили меня, но обстановка и этот дурманящий запах, угнетали меня. Большего я выдержать не мог! Вскочив, я опрокинул столик; всё, что было на нём, раскатилось по комнатке, а возле чайничка образовалось тёмное пятно. Всё это я видел лишь краем глаза, выбегая из комнаты. Еще, что