– Спасибо, Василий Борисович! – искренне поблагодарил Нил, снимая шлем.

Он действительно устал и повис на бортике, едва стоя на ногах. Но, упахиваясь до седьмого пота, он забывал о том кошмаре, который творится дома. Специально работал до изнеможения и уходил из школы поздно вечером, когда там уже не оставалось никого, кроме охраны. Приходил домой и, приняв душ, заваливался спать. Борисыч оформил Даню в штат как младшего тренера, но только с условием, что плата за собственные тренировки будет автоматически вычитаться из его оклада. Таким образом, по Данькиным подсчетам, у него должно оставаться не меньше двадцати тысяч в месяц на личные нужды. Это было очень кстати в сложившихся обстоятельствах, потому что просить деньги у отца Даня больше не мог.

После того безобразного скандала, который он застал, вернувшись домой, ему едва ли хотелось говорить с родителями. Они, конечно, попытались объясниться и сказать, что он все не так понял и все услышанное было сказано в пылу гнева. И что, конечно же, они его очень любят и никогда не считали обузой, но слов обратно не вернешь и память себе не сотрешь. Поэтому Даня закрылся от них, полностью сосредоточившись на себе. Перед ним стояла глобальная задача вернуться в спорт, когда истечет срок допингового отстранения, и на подготовку к этому моменту он тратил все свободное время и силы.

Отец быстро собрал вещи и ушел через два дня после ссоры, невольным свидетелем которой стал Даня. Целыми днями мама была совсем одна, и сын не мог не замечать, как сильно она изменилась в последнее время. По квартире больше не разносились умопомрачительные запахи ее кулинарных шедевров, она перестала интересоваться делами Дани, и все чаще он заставал ее на кухне с остекленевшим взглядом, которым она смотрела на кипящую за окном жизнь. Будто ждала того, кто уже никогда не вернется. Даня очень хотел ее поддержать, но не знал как. Да и обида мешала сказать какие-то важные для нее слова, пусть простые и избитые.

Тем временем жизнь не стояла на месте, и наступил день выступления Дианы. Честно говоря, не было особого настроения куда-то идти, но ради нее он должен был сделать над собой усилие. Ради такого случая он даже нашел в недрах шкафа классическую рубашку и надел ее вместо обычных толстовок и футболок.

– Куда-то собираешься? – Мама осторожно постучала в дверь и просунула голову, будто боялась вмешиваться в его личное пространство. После ухода отца квартира казалась совсем пустой и слишком большой для них двоих, и все чаще Нил подумывал о переезде. Но у него пока не было на это денег, да и бросать маму одну в такой ситуации было бы неправильно.

– Ага. На студвесну в универ, – ответил Даня, отряхивая несуществующие пылинки с одежды. Он чувствовал непривычную неловкость в присутствии самого близкого человека.

– Тебя ждать к ужину? – с надеждой спросила мама.

– Не знаю, ма, я, наверное, поздно вернусь, – с сожалением ответил Даня, чувствуя угрызения совести из-за того, что опять оставляет ее одну.

– Хорошо. Повеселись как следует, – через силу улыбнулась она и скрылась за дверью.

Даня вздохнул и вышел в коридор. Набросил куртку, обулся и ушел, взглянув на время – он опаздывал, и нужно было поторопиться, чтобы Диана не подумала, что он передумал.

Когда он приехал, на крыльце возле входа уже толпились студенты: кто-то курил, кто-то просто болтал, кто-то втихаря потягивал пиво из банок. Сегодня им разрешили делать все, что они хотят, поэтому преподаватели не особо следили за порядком. Только декан мехмата пожурил кого-то за распитие спиртных напитков и напомнил, что в корпус алкоголь проносить нельзя. Даня скептически поднял брови – как будто кто-то будет слушать эти предупреждения! Он еще со школьных времен помнил, как ребята тайком проносили выпивку на дискотеки.

В актовом зале собралось столько народа, что негде было протолкнуться. Первые ряды заняли преподаватели, а те зрители, кому не хватило свободных кресел, толпились в проходах и на галерке у двери, в числе которых оказался и Даня. «Надо было приехать пораньше», – с досадой подумал он, выбирая, где встать, чтобы сцена просматривалась лучше. Вдруг кто-то толкнул его в плечо, и он с удивлением увидел, что это Влад.

– Ты что здесь забыл? Ты не из нашего универа, – буркнул он, неприязненно глядя на бывшего друга.

– Тебя забыл спросить. Меня Диана пригласила, – неприятно осклабился Романов.

В грудной клетке что-то сердито заворочалось, вспыхивая яркими всполохами ревности. «Зачем она его позвала? – зло подумал Нил, исподлобья глядя на Влада. – Ну да, а чего ты ожидал? Он ее друг, вот и пригласила. Зря ты думал, что какой-то особенный для нее».

Это открытие так неприятно его поразило, что первую половину концерта он даже не заметил, переваривая неожиданную встречу. Влад стоял чуть впереди, крутя головой, будто искал кого-то. Вообще-то Даня собирался после концерта украсть Дианку на весь вечер, пригласить ее посидеть где-нибудь, но этот наглый прилипала наверняка попытается сделать то же самое, и это портило настроение.

Наконец ведущий объявил Диану. Едва только она вышла на сцену, Нил забыл обо всем на свете, пораженный этой новой, незнакомой для него девушкой. Она была одета в длинное серебристое платье, подчеркивающее точеную фигуру, каштановые волосы волнами спускались на плечи, и даже издалека было видно, что Диана постаралась с макияжем. Он впервые видел ее в таком образе и заметил, что на парней в зале ее непривычно броская красота тоже произвела впечатление. Даня ревниво оглядывался по сторонам, полыхая от злости, когда слышал в ее адрес непристойности и липкие высказывания. Хотелось прямо сейчас набить морду всем, кто посмел так отзываться о его Диане! Он сжал кулаки и постарался абстрагироваться от внешнего шума, сосредоточившись на выступлении. Все-таки Дианка так его ждала.

Когда она запела, он забыл обо всем на свете, словно оказался один на один с этой прекрасной девушкой, и ее голос звучал только для него. Она выбрала одну из самых известных песен Адель Skyfall, и ее грудной голос, усиленный микрофоном, разносился в пространстве, заполняя каждый миллиметр актового зала. Диана проживала каждую эмоцию и делала это так искренне, что у Дани звенела душа и трепетало сердце. Она была так прекрасна в этот момент, что хотелось упасть к ее ногам. А лучше схватить в охапку это сокровище и спрятать от чужих глаз, чтобы никто не смел на нее засматриваться.

Когда отзвенела последняя нота, зал взорвался аплодисментами, а Даня не мог даже