– Но вы-то к ним именно с двустволками ходили.

– Во-первых, окажись у меня и у моих рабочих в руках автоматы, вы бы нас расстреляли на подходе к перевалу. Научной экспедиции, как и простым охотникам или туристам, иметь автоматическое оружие не разрешается. Это вы сами прекрасно знаете.

– Да, здесь вы правы, – не мог не согласиться капитан Шереметев, живо представляя себе картину, как профессор Идрисов со своими спутниками выходят с тропы с автоматами в руках и их просто разносят на куски перекрестными очередями.

– Вот-вот, именно так, – ухмыльнулся профессор.

Его фраза откровенно говорила о том, что он настоящий телепат и читает мысли не только собак, но и людей. О телепатии Шереметев кое-что читал и знал, что словесные мыслеформы телепатами не читаются. Они могут только ярко представленную картину прочитать в голове человека. И чем меньше у человека воображения, тем труднее с ним осуществить телепатическое общение.

Профессор сначала обрадовался своей удачной попытке, но тут же нахмурился. От природы он, видимо, был не прочь похвастать, представляя себя таким, каким ему хочется себя видеть. Но в открытую показывать свои телепатические способности, хотя и не способности к гипнозу животных, он тоже не желал. И потому не стал заострять вопрос на моменте, в котором необдуманно проболтался.

– Во-вторых, нам по штатному расписанию вообще оружия в экспедиции не полагается. Конечно, я имею, наверное, право выпросить в МВД лицензию на пистолет. Все-таки, как даже вы подтверждаете, район нашей работы совсем не безопасный. Но вы лучше меня знаете, что пистолет – не оружие против нескольких до зубов вооруженных бандитов. Тогда зачем он мне нужен?

– Не скажите, – теперь Шереметев не согласился. – Я знавал офицера, который автомату предпочитал два пистолета Стечкина. Дистанционный бой он не любил, а в ближнем бою пистолеты надежнее. Особенно если умеешь ими хорошо пользоваться. Подполковник Сохно умел это великолепно. Как, впрочем, и многое другое.

– Но я-то не умею пользоваться пистолетом. Ни хорошо, ни плохо. Вообще не умею. Никогда в руках не держал. И потому предпочитаю то, что мне доступно и чем я действительно могу пользоваться – двустволкой. Она тоже от бандитов не спасет, как и пистолет, но, по крайней мере, покажет, что мы вооружены. А на вооруженных не все полезут.

– Согласен, что дробовик может сослужить неплохую службу, хотя на вкус, как говорится, и цвет… Еще вопрос, Исмаил Эльбрусович. А вот случись такое, что напали бы на вас бандиты. Красные волки, с которыми вы, как я видел, подружились, смогли бы за вас вступиться?

Профессор выдержал паузу, демонстрируя свои раздумья:

– Разве возможно предсказать, что случилось бы. По большому счету, если они считали нас членами своей стаи, а они должны были бы воспринимать нас именно так, причем старшими членами стаи, которые подкармливают их…

– Чем вы, кстати, их подкармливали? Я в бинокль так и не сумел рассмотреть.

– Да, темно было.

– У меня бинокль с тепловизором. Темноты он не боится, но изображение показывает в несколько искаженном виде. И я не понял, что вы им «на стол» выставляли.

– Обычный собачий сухой корм. Мне, по большому счету, рабочие в таком большом количестве и нужны были для того, чтобы сухой корм доставить в нужное место. В остальном я могу и без них обходиться. Палатку ставить сам умею и костер разожгу, если есть чем топить. А топить нечем, запалю туристический примус. Мы его с собой таскали с запасом керосина. Все это принести один я не мог, даже с двумя рабочими не сумел бы. Потому и пришлось нанимать целую бригаду.

– Извините, профессор, я перебил вас. Вы говорили о том, что стая вас приняла как своих, причем старших, членов.

– Да. В этом случае они могли бы и вступиться за нас. Но… Я опять же делаю ударение на словах «могли бы». А могли бы и не вступиться. Это вопрос не в моей компетенции, и даже не в компетенции стаи красных волков. Перешагнуть устойчивый многовековой рефлекс для красного волка очень сложно, как и для любого другого животного. Но у разных особей отдельные рефлексы развиваются по-разному. Я не могу предположить, как не могу и просчитать, насколько этот рефлекс силен в каждом отдельно взятом красном волке. Знаете, у моего знакомого была охотничья собака, мирный сеттер. Это даже не сторожевая собака и уж совсем не волкодав. В последнее время часто пишут про волкодавов и про бойцовских собак, как они кусают и даже убивают людей. А тут простой сеттер, охотничья собака. И хозяину пришлось его пристрелить, потому что этот сеттер многократно кусал и его самого, и членов его семьи. Сильно покусанный ребенок стал последней каплей. Что с собакой произошло? У нее был заторможен тот самый рефлекс уважения к человеку. А у диких животных этот рефлекс развит многократно слабее. Но как он сработает в какой-то конкретной ситуации, я даже предположить не могу. Хотя в состоянии предсказать, что животные вступятся за того человека, которого они любят. Волк, настоящий серый волк, и тот, я слышал, способен на любовь к человеку. А уж красные волки, которые по сути своей являются собаками, способны не только любить, но и собой, как все собаки, жертвовать за того, кого любят. Но, опять же, я не знаю, насколько сильно развит у красных волков рефлекс уважения к человеку. – Профессор посмотрел на часы и постучал пальцем по циферблату, намекая Шереметеву, что их беседа затянулась: – Мне до отъезда следует еще кучу всяких дел переделать.

– Я понимаю. Не буду вам мешать, – поднялся капитан.

Как-то сама собой вдруг открылась дверь во вторую комнату, откуда Идрисов приносил карту. Видимо, движение капитана вызвало такую реакцию. Там, за дверью, все так же светился монитор компьютера, и отчетливо было видно изображение карты. Но Григорию Владимировичу показалось, что карта слегка сдвинулась в сторону. Часть ее показывала то же самое, что и раньше, а часть – новое место. Да и монитор, как монитор любого компьютера, когда на нем какое-то время не работают, должен был перейти в спящий режим и выглядеть полностью черным.

Кто-то был в той комнате. Кто-то работал за компьютером…

Выйдя из подъезда, Григорий Владимирович бросил короткий оценивающий ситуацию взгляд в сторону. Светло-голубых «Жигулей» у последнего подъезда уже не было. По правде говоря, там, наверху, капитан подумал, что в соседней комнате находился кто-то из этой машины. Даже подозревал, что там были оба бандита. И когда профессор провожал его до двери, весь напрягся готовый, услышав за спиной движение, выхватить пистолет и выстрелить. Перед дверью Григорий Владимирович все же не выдержал и обернулся. Кроме Идрисова, его никто не провожал, а сам профессор внешне не выглядел человеком, способным на опасные действия, он головой опасен, а не руками и ногами. Умного человека опасаться следует больше, чем умелого бойца, потому что умный человек способен устроить ловушку, в которой любой, даже самый опытный боец может оказаться в беспомощном положении. Но на этот раз все обошлось. Как человек умный, Идрисов понимал, что в своей квартире предпринимать активные действия против Шереметева нельзя. А вот что дальше будет – это уже совсем другой вопрос.