возьмись перед самым их носом вырос огромный курган, которого сроду здесь не было. Так и в психушку загреметь можно неподготовленному человеку, если вдруг рядом с тобой творится подобная пространственная магия.

Но мои товарищи по команде люди весьма подготовленные, боевые, прошедшие и Крым, и Рым. Их подобными магическими выкрутасами не запугать! У меня уже было время проверить на стойкость моих боевых товарищей: дед и профессор Трефилов отлично показали себя даже находясь в плену, а товарища Контролёра не сломала инвалидность.

Я шел и радовался, что с ребятами, за которыми мы с братишкой и отправились в этот древний могильник, не случилось ничего страшного. Они сумели пересидеть до победного конца наше противостояние с умертвием, отгородившись от полчищ мертвецов крепкой решеткой клетки, куда их поместил дохлый главутырок.

Если бы не это счастливое совпадение, даже и не знаю, как бы развивались события в этом случае. Ведь я бы не смог их защитить, и дети, скорее всего, погибли б. Но, слава Создателю, они выжили и даже не пострадали! Если не брать в расчет их психику, которая после всех «приключений» была в плачевном состоянии.

Но и здесь ребятишкам (или мне) несказанно повезло. Оказывается, у еще одного моего «братишки» — Смерти, имелась очень интересная «фишка» — ни один смертный не может удержать в памяти его приход. Даже если он стоял рядом и видел всё собственными глазами. После его ухода человеческая память становиться основательно «подчищенной».

Так произошло и с детьми — они ничего не помнили с того момента, как вошли в этот злополучный лес и случайно столкнулись с умертвием, который в очередной раз воспользовался прорехой в магии лешего. Я с помощью ментальной магии легко проверил состояние детей — всё случившееся действительно выпало из их памяти, и они ничего не помнили.

С помощью магии я навесил на себя (Лихорука) морок самого себя же, чтобы не пугать ребятишек саблезубой мордой моего одноглазого братишки, а после приказал им (тоже с помощью магии, естественно) не обращать внимания на груды мертвых тел, которых в могильнике хватало с лихвой. Для них вокруг расстилался «дремучий лес» Подмосковья, из которого случайно встреченный добрый дядька-грибник их сейчас и выводил.

Дорога мне была хорошо известна, дети послушно шли за мной, опасностей — никаких. Чего еще желать в отдельно взятом текущем моменте? Я просто вдыхал полной грудью свежий лесной воздух, который после пропитанного миазмами смерти проклятого могильника казался мне слаще мёда и наслаждался развернувшимися передо мной видами разноцветной осенней листвы.

Эх, когда же закончиться вся эта мерзопакостная суета, и можно будет нормально перевести дух? Мне очень хотелось немного отдохнуть после всех приключений со смертельной опасностью, но до конца войны об этом не стоило даже думать. А вот когда разберёмся с фрицами, тогда и будем думать о санаториях и курортах на морях. А можно и дикарём…

Подходя к тому месту, где раньше находился проход к кургану, я так размечтался, что совсем забыл об осторожности. Из радужных мечтаний меня вырвал металлический лязг передергиваемых оружейных затворов. Что за чертовщина? Неужели мои товарищи меня не сумели узнать? Да быть такого не может…

Я остановился у самой границы перехода, которая четко была видна. Еще бы её было не видно, ведь желтая пожухлая трава в этом месте резко переходила в черную, словно выжженную пожаром землю. А передо мной застыл явно охреневший от происходящего десяток солдат в форме войск НКВД, державших меня на мушках своих винтовок и ППШ.

Но они пока держались и не стреляли, видимо их смущала группа детей, которые пытались спрятаться за моей спиной. Рядом с солдатами я заметил и целящих в меня особистов — деда и капитана госбезопасности Фролова. А эти-то куда? Совсем сбрендили? Ваще берегов не видят? Это ж я…

— Слышь, тварь? — хрипло выдохнул Лазарь Селивёрстович, делая шаг вперед. — Отпусти ребят и можешь убираться подобру-поздорову! — угрожающе предложил он. — Мы закроем на это глаза… Ты меня понимаешь? Если понимаешь, кивни!

Ничего не понимаю. Я же помню, как накладывал на Лихорука морок со своей же собственной личиной, чтобы дети меня не боялись… Черт! До меня, наконец, начало доходить, где именно я накосячил. Ведь именно дети были объектом воздействия, а не вообще все, кому я, а вернее Лихорук, мог попасться на глаза.

И только для детей я выглядел обычным человеком, а для всех остальных я был зубастым и уродливым одноглазым злыднем, да еще и сжимающем в руке не менее жуткий трофей — оторванную черепушку умертвия, с которой Лихорук, отчего-то, пока не желал расставаться.

— Э-э-э! — Из группы солдат вдруг выскочил один молодой красноармеец монголоидной наружности. — Не стреляй, товарища командира! — неожиданно на ломаном русском произнес он. — Это же дух-помощника вашего эзэна, что словно мёртвый юрта лежать! И сам он тоже тама, однака — в теле помощника обитает пока.

— Баяндуев, ты чего голову морочишь товарищу капитану госбезопасности⁈ — резко одернул солдатика сержант войск НКВД. — Да я тебя…

— Подожди, Потапов! — перебил сержанта Фролов. — Ты уверен в своих словах, Бато?

— Уверена, товарища командира! — отозвался красноармеец. — Могучий духа-помощника у могучий русский эзэн!

Блин! Надо как-то выбираться из тела злвдня, пока солдатики со страху палить не начали. Вон, как у них руки ходуном ходят. Того и гляди у кого-нибудь нервишки не выдержат. А тут дети! Это всё я, дурак, виноват — так глупо колданул…

— Старина, — окликнул я мысленно Лихорука, — можешь перекидываться обратно в духа, пока беды какой не случилось.

Своё брошенное тело я уже хорошо ощущал. Только из братишкиного никак не мог сам выскочить — уж больно наши энергетические каналы плотно переплелись между собой. Да они проросли даже в нейронные связи — это мамаше злыдня, божественной Моране надо спасибо сказать. Но я рассчитывал, когда Лихорук станет бесплотен, наши связи можно будет распутать без всяких проблем.

Так и вышло. Едва мой одноглазый братишка перешел в нематериальную форму, меня мгновенно, без всяких препятствий и дополнительно приложенных сил, выбросило в моё родное тело. Я сделал судорожный вздох и распахнул глаза. Я лежал на спине в каком-то шалаше и пялился на густые еловые ветки, из которых он и был собран.

Резко поднявшись, я выскочил из него и бросился к детям, которые после исчезновения Лихорука (а для них — меня) остались без прикрытия перед вооруженными людьми. Моего появления,