Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Миссис Белл вручила Игреку Шарлотту, которая тут же радостно залепетала, пытаясь ухватить робота за нос.
— Превосходно, — рассмеялась миссис Белл. Однако в последний момент ее охватили сомнения. Ворчун помогал ей растить Флер и Гэвина, и теперь она со спокойной совестью доверяла ему Шарлотту. Но Игрек всё еще оставался для нее загадкой.
— Игрек, — твердо произнесла она. — Если у тебя вдруг возникнут какие-нибудь проблемы, сразу же зови меня.
— Хорошо, миссис Белл.
Между тем Шарлотта так увлеклась дерганьем Игрека за нос, что даже не заметила ухода матери. Наконец, после того как она в восьмой раз потянулась к его лицу, робот решительно перехватил руку девочки.
— Пора придумать что-нибудь новенькое. Я тебе не Ворчун, — заявил он и, взяв малышку на руки, отправился в гостиную, чтобы раздобыть каких-нибудь игрушек. Отыскав деревянные кубики, он принялся сооружать из них замысловатую крепость с башнями. Однако, к его крайнему разочарованию, оказалось, что Шарлотте гораздо больше нравилось не строить, а разрушать.
Вскоре выяснилось, что малышка вообще любит пошуметь. Добрых десять минут она с упоением молотила палочками по старому жестяному барабану, а потом вдруг бросила палочки на пол и, состроив недовольную гримасу, заорала во весь голос.
— Аааа! Аааа!
Именно об этом и предупреждала его миссис Белл. Игрек отнес Шарлотту на кухню и предложил ей бутылочку, но малышка с неожиданной силой оттолкнула его руку.
— Аааа! — продолжала надрываться она.
Менять подгузник было еще рано, усталой девочка тоже не выглядела.
— Может, хочешь печенья? — спросил Игрек. Крик прекратился.
Усадив Шарлотту на пол, робот полез в буфет. На нижней полке стояла большая круглая жестяная коробка. Достав из нее печенье — золотистое с одной стороны, красное с другой — Игрек показал его девочке.
— Мммм, — промычала Шарлотта и потянулась к угощению.
Игрек вручил малышке печенье, но та, вместо того чтобы сунуть его в рот, помахала печеньем в воздухе и вернула Игреку. Робот всерьез задумался: а так уж умны люди?
— Мне оно ни к чему. Я дал его тебе.
Шарлотта поднесла печенье ко рту, впилась в него маленькими белыми зубками, а потом хихикнула и снова замахала лакомством в воздухе.
Игрек закрутил крышку и поставил коробку обратно в буфет. Обернувшись, он застыл в немом изумлении. Когда он — пять секунд назад, не больше! — оставил Шарлотту наедине с печеньем, она была в белой кофточке и светло-желтых штанишках. Теперь же и то, и другое покрывал ярко-красный узор. То же красное вещество было размазано по всему личику девочки и, как оказалось при ближайшем рассмотрении, даже по волосам. Кусок печенья висел у Шарлотты на щеке. Игрек растерялся: согласно закону всемирного тяготения, печенью давным-давно полагалось упасть на пол. Осторожно ухватив его пальцами, Игрек почувствовал слабое сопротивление: красная сторона оказалась липкой.
Судя по заметно округлившимся щекам девочки, Шарлотта запихала в рот добрую половину печенья и теперь сосредоточенно жевала, сжимая остаток в крохотном кулачке. Пальцы были перепачканы красным. Почему-то это печенье совсем не соответствовало представлениям Игрека о том, каким должен быть этот продукт. Весь жизненный опыт подсказывал ему, что печенью полагается быть достаточно твердым и крошиться.
Робот в ужасе уставился на Шарлотту. Ни разу он не видел ее такой чумазой! А ведь Ворчун должен вернуться с минуты на минуту, да и миссис Белл может спуститься посмотреть, как у них идут дела. Сама мысль о том, что он не справился с возложенным на него поручением, приводила Игрека в ужас. Ему больше никогда не доверят ребенка! Внезапно он с немалым удивлением осознал, что утро с Шарлоттой принесло ему массу удовольствия. Почистить бы ее поскорей, пока никто не увидел, — но как?!
Он знал, что Шарлотту каждый вечер купают. Но сейчас был день. Кроме того, она так извазюкалась, что требовалось отмыть всё: одежду, лицо, волосы… Игреку вспомнился первый вечер в доме Беллов, когда Ворчун показал ему, где находится стиральная машина и сушилка.
— Они сами расскажут тебе, что надо делать, — сказал тогда Ворчун. Держа Шарлотту на вытянутых руках, Игрек отнес девочку в прачечную, на ходу подсчитывая количество слипшихся прядок. Даже на кончиках ресниц дрожали красные комочки.
При их приближении Стиральная машина самоактивизировалась.
— Что желаете постирать? — услужливо поинтересовалась она.
— Ребенка, — буркнул Игрек.
Машина немного подумала.
— Никогда прежде не стирала детей, — призналась она, — поэтому ничего не могу вам посоветовать. Он сильно грязный, слабо грязный или использовался только один раз?
— Сильно грязный, — решительно ответил Игрек.
— Ткань натуральная или синтетическая?
— Натуральная, — Игрек был донельзя доволен собой. Кажется, он принял верное решение.
— Деликатная или…
— Деликатная, — ответил Игрек. Всякому ясно, что с детьми надлежит обращаться с максимальной осторожностью.
— Тогда рекомендую режим долгой бережной стирки с мягким порошком, а затем слабый отжим.
Игрек знал, что химикаты могут повредить детям.
— По-моему, детям порошок противопоказан.
— Хорошо. Тогда воспользуемся мыльной стружкой. Поместите вещь в барабан.
— Ты уверена? — спросил Игрек. Дверца барабана была такой маленькой…
— Разумеется, — ответила Стиральная машина — как показалось Игреку, несколько раздраженно.
Раздался щелчок, дверца открылась, и Игрек опустил Шарлотту в нутро стиральной машины. Судя по всему, новая игра пришлась девочке по вкусу: визжа от восторга, она принялась радостно сучить ножками.
— ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ?! — прогремел у него за спиной чей-то голос. Игрек обернулся. В дверях кухни стоял Ворчун. Старый робот находился в таком возбуждении, что казалось, вот-вот взорвется.
— НЕМЕДЛЕННО ВЫТАЩИ ОТТУДА РЕБЕНКА!
Игрек растерялся — совсем как в тот раз, когда увидел в грузовике мертвого робота. Поспешно вытащив Шарлотту из стиральной машины, он протянул ее Ворчуну.
— Разве ты… не знаешь… первого закона… робототехники?!
Не успел Игрек ответить, как Ворчун разразился взволнованной речью:
— Никогда… ничего подобного… за всю мою жизнь… Причинить вред ребенку… Мы запрограммированы заботиться о людях… Нам несвойственно…
Игреку ужасно хотелось отгородиться от возмущенного голоса старого робота, не слышать его. Собственно говоря, он с легкостью мог бы поставить внутренний звуковой барьер — но что-то подсказывало ему, что этого делать не следует. Поэтому он так и остался стоять, омываемый нескончаемым потоком гневных слов. Наконец он не выдержал.