– Я думаю, если ты его убьешь, суд тебя оправдает.

– Нет, не его. Вся злость идет на нее. Постоянная конкуренция. Тут не ревность, а именно конкурентная борьба.

– Н-н-да, муженек у тебя изобретатель, а может, ну его?

– Все было бы ужасно, если бы не было еще ужаснее. – Таня пересела на мой гамак и чуть ли не вплотную прижалась к уху. – Один раз утром, когда милый ушел, она пришла ко мне в ванну и давай меня мыть, я такая уже усталая от этих игрушек, что сдалась и даже не выгнала ее. А она меня мыла, мыла, потом хоп и просто, понимаешь, отымела меня...

– Ха-а-а! – я не смогла удержаться.

– ...Вибратором! – опустила глаза Таня. – И мне это больше понравилось, чем с мужем. Вот в чем весь ужас.

– А откуда он эту мастерицу взял?

– Не знаю, видно, учитель ее и нашел. Она вообще странная. Поит милого сырыми яйцами, настойками из лука и сельдерея, а масло ростков пшеницы дает запивать красным сухим вином.

– Так, может, она и тебе какого-нибудь зелья нашаманила?

– Может, но от этого ситуация не меняется. Мне с ней в постели лучше, чем с милым, и это факт. Я теперь не его ревную, я ее. Милого, конечно, я люблю, он мне очень родной, единственный. Но секса хочу только с ней.

– Круто. Приплыли!

– Но есть небольшие полюсы жизни втроем... Недавно Марина себя плохо чувствовала, и поэтому мы пропустили ненавистные мной теннисные поединки с друзьями милого. Ведь у нас семья, и мы должны друг о друге заботиться. А больному человеку нужно внимание! Сейчас я тебе кое-что покажу! Восхитительно!

Она вскочила и исчезла в дверях, задев ветровые колокольчики!

Я раскачивалась в гамаке и не могла опомниться от услышанного. Можно лишь воскликнуть слова Сократа: «Я знаю только то, что ничего не знаю!» И не понимаю вдобавок!

– Вот! – моя сияющая счастьем, как новогодняя елка, подружка бережно положила мне на колени огромный фотоальбом.

Я курила и листала страницы, осуждая и одновременно завидуя.

– У-у-ух! «Кама Сутра» отдыхает! Кто это снимал?

Яркие фотографии манили своей эротичностью, здесь очевидно поработал профессионал. В «домашнем» альбоме имели место и гинекологические подробности, и сексуальные сцены.

Очень часто возбуждает не то, что уже обнажено, а то, что начинает обнажаться, не то, что уже пылает от страсти, а то, что начинает возбуждаться, не сам момент сладострастного оргазма, а миг его предвкушения. Три, казалось бы, обыкновенных человеческих тела смотрелись как музейные статуи: изящно, совершенно, божественно. Я пленилась натуральностью позиций, изысканностью чувственности в мимике, подлинностью переживаемых моделями ощущений, это была настоящая эротика. Это искусство. Не высосанное из пальца ради славы и денег, а шедевр искренности, отражение чувств.

– Кто это снимал? – повторила я вопрос, пепел с сигареты упал на юбку.

Я не могла оторваться от альбома. Наша с Сержем самая эротичная фотография – запечатленная с помощью мобильного моя утренняя задница, торчащая из-под одеяла.

– Голубой фотограф! Он кокетничал с милым, это было так занятно! – Танька лукаво улыбалась.

– А она красивая, эта ваша, как сказать?.. Подружка!

– Да она просто чудо! Хочешь посмотреть?

– Еще бы!

Через несколько минут на веранде появилась девочка. Ребенку от силы было семнадцать лет. Чистые голубые глаза, светло-русые густые волосы, осиная талия и упругая грудь. Существо как у себя дома развалилось в гамаке, отпило из Таниной чашки и приступило к погрызанию семечек. Демонстрируя навыки мелкой моторики, существо бросало очистки в пепельницу, лязгая зубами. У меня пропал дар речи. Таня суетливо подливала ромашковый чай. Не переставая грызть, существо внезапно обратилось ко мне.

– Мне Танечка говорила, у тебя салон красоты, можно мне карту скидочную?

Наглость – второе счастье.

– Скромность, говорят, украшает женщин!

– Так дашь карту? – существо совсем не обиделось на мой оскал, что заставило меня выглядеть глуповато в собственных глазах.

А может, она не наглая, а просто настойчивая?

– Внизу в сумке лежит. Буду уходить, отдам.

– Спасибо! – Лолита улыбнулась во весь рот, сверкнув застрявшей в зубах черной шелухой, и продолжала хомячить.

– Правда, Танюша красавица? – снова обратилась она ко мне.

– Ну, да! – удивленно ответила я.

– Ты тоже очень красивая, но у тебя нет улыбки. Ну, внутренней улыбки.

Видимо, Лолита взяла на себя полномочия просканировать меня. От неожиданности я спросила:

– И что мне теперь, повеситься?!

– Хи-хи! Не, не надо! – серьезно ответила она. – Но ты же любишь, когда тебе люди улыбаются? А себе не улыбаешься.

– Я что, как гуинплен, должна ходить и лыбиться? Это, по-моему, уже отклонения в нервной системе.

– Не-а! Я про другое! Про внутреннюю улыбку. Ты вот знаешь, как расположены твои органы? Ты небось думаешь о них только тогда, когда что-то болит...

– И что?

Я начинала закипать. Какого черта это существо обвиняет меня в незнании анатомии?

– Когда знаешь, где расположен беспокоящий тебя орган, представляешь его и улыбаешься ему, а он улыбается в ответ. Таким образом тело оздоравливается. Глаза начинают блестеть. Красота – это здоровье...

Пепельница была переполнена очистками, а существо все продолжало насыщаться.

– Тело – храм души, – блаженно пропела Таня.

– Философия сплошная! – окатила я. – Ладно, мне пора.

– А поулыбаться ? – смеялась Таня.

– Проводи меня! И давай договоримся насчет склепов.

– Девочки! Давайте сядем в лотос и чуть-чуть поулыбаемся себе! – Лолита перестала наконец поедать семечки, в ее голосе звучала просьба.

Какая я ей на хрен девочка?! Ну, если только морально.

Свои длинные ножищи, начинающиеся там, где у меня заканчиваются уши, Лолита закрутила в узел и села на него. Таня тоже приняла позу «лотос», скрестив ноги и выпрямив спину.

Я с неохотой поддержала затею. Мы сидели с закрытыми глазами, следили за своим дыханием, пытаясь сделать его равномерным, плавным и глубоким. Коленки затекли сразу, спина все время хотела ссутулиться. Дышать так, чтобы живот выпячивался вперед при вдохе, а не при выдохе, у меня так и не получилось.

Мне надоело, и я открыла глаза, но наша смотрящая просекла маневр и протянула мне шарф – завязать глаза. Я почему-то послушалась. Лолита затеяла игру: называла какой-нибудь орган и говорила, где он находится. От нас требовалось представить этот орган и как бы улыбнуться ему всеми позитивными струнками души. Вместо органов в моей памяти всплывали, как слайд-шоу, интимные фотографии Танюши. Вместо того чтобы представлять свою печень, я визуализировала Танькину грудь – маленькую, как у подростка, изящную, с крепкими острыми розовыми сосками. Вместо шишковидной железы – даже не знала, что у меня такая имеется – мне вообразилась фотография, где Лолита в душе в мокрой просвечивающей рубашке ласкает фаллос, а ее упругие ягодицы отражаются в зеркале напротив. «О чем ты думаешь, извращенка???»