На протяжении долгой истории человечества не некие абстрактные экономико-политические интересы, а целенаправленные действия правительств формировали (и будут формировать в будущем) экономико-политические блоки, союзы, ассоциации. Без политической воли, без решения соответствующих правительств не были бы созданы Объединение угля и стали (1951), Европейский союз, НАФТА, ОПЕК, АСТЕС и прочие интеграционные предтечи глобального рынка. В то же время продолжавшаяся долгие годы интеграция Восточной Европы не предотвратила дезинтеграции Советского Союза и Югославии. И в будущем интеграция Северной Атлантики, Западного полушария, Восточной Азии будет реализована лишь в случае, если «менее значимые» страны откажутся от самоутверждения и собственных национальных амбиций. Рассчитывать на это нереалистично. Следует лишь взглянуть на позицию Польши после президента Квасневского и даже на политику малых прибалтийских стран, чтобы оценить потенциал национализма.

В плане критики объединительного потенциала не следует также забывать, что лишь сравнительно небольшие страны импортируют и экспортируют значительную долю своего национального продукта. А крупные страны с большим ВНП производят основную его долю на собственном рынке. Именно поэтому такие страны, как США, Япония, Германия, меньше, точнее сказать, сравнительно незначительно зависят от других стран. Они могут позволить себе роскошь самостоятельных действий, имея несравненно более широкий спектр возможностей, они вовсе не обязательно зададутся целью привязать свою экономику к геоэкономическим комплексам, чьи интересы могут вовсе не совпадать с их собственными государственными интересами. То есть потенциал независимых национальных стратегий и действий никоим образом не будет погашен. В этом глобалисты, говорящие о нераздельной общности мира, уступают националистическим силам — как, скажем, во время проваленного голосования о принятии Европейской конституции в 2005 г.

Все это предупреждает против преувеличения самостоятельной сущности транснациональных корпораций. Критики глобалистических теорий указывают, что столь громко декларируемая интернациональность, космополитизм крупных компаний — определения, часто противостоя действительности. При всей их космополитичности, практически о каждой из ТНК можно твердо сказать, где ее подлинная штаб-квартира, кому она платит налоги, чей флаг приветствует, какое правительство считает своим. Среди ста крупнейших корпораций мира нет ни одной, национальная принадлежность которой была бы не ясна, которая являлась бы просто глобальной. По всем параметрам — размещение инвестиций, месторасположение исследовательских центров, национальность владельцев, держателей акций, менеджеров и дистрибьютеров — четкая национальная ориентация прорисовывается немедленно. Даже технологический уровень корпорации полностью отражает уровень страны принадлежности.

Таково противостояние глобализму на макроуровне, на уровне межгосударственных отношений и по вопросу о мнимой наднациональности международных корпораций. Но критика глобализации все более активно спускается и на микроуровень, на уровень отдельных соседских общин, городских и пригородных сообществ. Коммунитаристы видят в глобализации антитезу небольшим комьюнити, соседским общинам, которые, с их точки зрения, являются основой подлинной демократии и охраны прав граждан. Мировые рынки ввиду их колоссальной отдаленности подрывают ответственность граждан — базис, на котором зиждется современная демократия. Никакая система трудовой мотивации не в состоянии заменить здравые соседские общины. Выступающий с подобными идеями американский политолог Р. Барбер называет мир глобализации «виртуальным миром Мак-Уорлд», который пытается заменить реальный мир фикциями консьюмеристской культуры. Пока аннигиляция национального и непосредственного окружения представляется неубедительной. Силы глобализации еще не обесценили мощь государств, чьи лидеры еще в состоянии будут действенно пользоваться своим политическим контролем.

Второе направление считает, что скоротечное, непродуманное занижение и даже уничтожение национальной идентичности чревато колоссальной дестабилизацией отдельных стран и мировой системы в целом. Своим требованием свободного рынка Соединенные Штаты уже привели к социальным взрывам в неведомых им странах. Недавний пример дестабилизации огромной Индонезии, покорно подчинявшейся глобалистским требованиям МВФ, впечатляет.

Представители этого направления считают, что в целом идея автоматически достигаемой свободнорыночной экономикой самостабилизации — «архаична как курьезное наследие рационализма эпохи Просвещения, которое уцелело только в Соединенных Штатах»[120]. Как пишет американец Дж. Грей, «глобальное laissez faire является национальным американским проектом». Как полагает американский аналитик Д. Каллео, «стилизованный по-американски глобализм означает однополярный Pax Americana, а не диверсифицированный плюралистический мир, где властью нужно делиться. Разрыв между фиксированным однополярным воображением и растущими плюралистическими тенденциями в реальном мире представляет собой постоянно усугубляющуюся опасность. Эта опасность проявляет себя в политической линии, которая противопоставляет Америку одновременно интересам России, Китая и даже Европы»[121].

Восхождение на престол идеологии глобализации, которую Дж. Грей называет «фундаментализмом свободного рынка», полностью соответствует интересам лишь одной страны и одного общества — американского. Фактически США при помощи глобализации попытаются осуществить «революционный захват» мировой экономики, и любая другая «экономическая цивилизация» ими отвергается. Лишь исходя из собственных интересов, американцы убеждены в универсальном характере достоинств свободного рынка, что ведет к жестокому навязыванию рыночных реформ многим незрелым обществам, неподготовленным государствам. Этим глобалистским фундаменталистам все особенности исторического развития подаются просто препятствием к реализации свободной торговли — близорукая оценка процесса модернизации, столь неоднородного и несводимого к единому (глобалистическому) знаменателю.

Противодействие глобализации. Едва ли можно сомневаться в том, что практически ни одна сфера человеческой деятельности не избежит той или иной степени влияния глобализации. Глобальный охват конкуренции подстегнет производительность труда, поощрит научные разработки, привлечет капитал к зонам социальной стабильности и дешевой рабочей силы. Но, как у каждого подлинно значимого явления, у глобализации, помимо позитивной, есть огромная негативная сторона — стоит лишь обратиться к примерам Мексики, Таиланда, Индонезии.

Глобализация весьма специфически будет интегрировать мир. Одни интеграционные усилия ведут к искомому объединительному результату, другие обнажают непримиримые противоречия. Дифференциация мирового сообщества не только сохранится, но получит новые измерения — возможно, с элементами ожесточения. Фиксация неравенства (и, еще важнее, отсутствие обнадеживающей альтернативы) в век массовых коммуникаций может очень быстро разжечь пожар несогласия и противостояния.